И что тогда?
Да, известно, что Франкенштейн всех штопает одинаково, без
различия игровых рангов и какого бы то ни было статуса или
характера. Бывали даже – и не раз! – случаи, когда он спасал и
ставил танкиста на ноги бесплатно. Отдашь, мол, когда заработаешь.
Но. Вдруг он увидит тебя на столе в своей операционной, вспомнит,
что ты намедни испортил ему своим беспримерным хамством настроение,
и его рука дрогнет сама по себе, без всякого умысла? Нет уж, ну ее,
эту крутизну, на фиг!
– Тимур Александрович, – громко прошептала мама. – Любые деньги,
Тимур Александрович. Я квартиру продам, у нас еще есть
сбережения…
– Не надо ничего продавать, – сказал Франкенштейн просто. – И
сбережения тоже оставьте, они вам теперь пригодятся. Ему осталось
жить два часа. Увы. Это только аватар можно заменить, а убитого
человека не воскресить, на это способен лишь Господь. А вашего мужа
и отца, считайте, убили. То, что он еще дышит и в сознании, уже
есть чудо. Но продлится оно недолго.
– Так он в сознании?
– Да.
– Я… мы с детьми можем его увидеть и с ним поговорить?
– Можете. Даже остаться с ним до самого конца можете. Мало того,
я бы советовал вам остаться с ним до самого конца. Это облегчает
человеку уход, я знаю.
И они остались. До самой последней минуты, когда Олег увидел во
внезапно расширившихся глазах отца – ресниц и бровей не было, они
сгорели – то самое Небо, на которое рано или поздно отправляются
все настоящие танкисты и просто хорошие люди.
– Шалый!
Олег вздрогнул и обернулся.
Ясно, кто бы сомневался! Мишка Рябов по кличке Ряба – дружок
закадычный с первого класса и до сегодняшнего горького дня. Уходя
сюда, к полузаброшенной карте Песочнице в бывшем саду «Эрмитаж»,
Олег надеялся побыть один. Это на поверхности души. А в глубине ее
знал, что Мишка все равно его найдет. Он такой – верный. В работе
подсобит, в беде не оставит, в радости и забаве поучаствует.
Настоящий друг. Или бро, как иногда говорят танкисты.
– Так и знал, что ты здесь. – Ряба уселся рядом, свесил, как
Олег, ноги в пятиметровую глубину под ними. Верх пластмонолитовой
стены, ограждающей карту, был недостаточно широк, чтобы, скажем,
без риска немедленно свалиться вниз, кататься по нему на
велосипеде. Но сидеть там было удобно и тепло. Особенно сейчас,
когда стену нагрело майское, пока еще ласковое солнце.