– Право же? – вежливо улыбнулась Александра. – Как это любезно со стороны Сергея Николаевича! Но, может быть, он проголодался с дороги, и нам надлежит распорядиться, чтобы поскорей подавали обед?
– Да, пожалуй, лучше сперва подкрепиться, а уж потом погулять по усадьбе, – согласился Сурин. – Тем более что за вином беседа завсегда идет легче, чем на трезвую голову.
Лицо Софьи Аркадьевны так комично вытянулось, что Александра едва не рассмеялась. Но она заставила себя сдержаться и лишь в очередной раз одарила Сурина любезной светской улыбкой.
– Думаю, ваше замечание справедливо, – промолвила она. И повернувшись к матери, которая от волнения не знала, за что хвататься, прибавила: – Мама, позвони и распорядись, чтобы накрывали!
Любовь Даниловна засуетилась. Желая избежать неловкой паузы, Александра спросила бабушку, сильно ли, по ее мнению, изменился за прошедшие годы Сергей Николаевич.
– Да уж, пожалуй, я бы не узнала его, если бы повстречала случайно, – с чуть заметной усмешкой ответила Софья Аркадьевна. – Таким красавцем и щеголем стал, каких у нас в провинции и не встретишь!
Сурин добродушно рассмеялся.
– Признаться, мне самому иной раз становится с себя смешно, – он иронично оглядел свой элегантный костюм цвета топленого молока. – Но куда же деваться: положение нувориша обязывает! И быть щеголем, и сорить деньгами, и пускать пыль в глаза… Но что это мне вздумалось рисоваться? – внезапно оборвал он себя. – Давайте лучше не обо мне, а о том, что тут у вас изменилось. Кто из моих старых знакомых жив, а кто помер? Цела ли еще та церковь в Староселье, где меня крестили? А кладбище, на котором похоронена вся моя родня? Впрочем, они должны быть в порядке, потому что я когда-то списывался с епархией и деньги на реставрацию посылал.
– Так, значит, это вашими заботами восстановлена общинная церковь в Староселье? – изумилась Любовь Даниловна. – Как это трогательно, что вы не забываете о местах вашего детства и юности! А на могилу вашей матушки мы с дочерью, конечно, проводим вас после обеда.
– О нет, это ни к чему, – мягко возразил Сурин. – От Дубровиц до Староселья почти три версты, и такие паломничества лучше совершать в одиночестве. Так что я заеду туда потом, как буду возвращаться в Смоленск.
Александра внезапно почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Только сейчас ей подумалось, что причины, по которым Сурин так стремился в Дубровицы, не ограничивались желанием покуражиться над бывшими хозяевами. Ведь это же его родина, места, где он вырос и провел первые двадцать лет своей жизни! И они могут быть столь же дороги его сердцу, как дороги ей самой. Разве что-то меняется от того, что она – дворянка, а он – бывший крепостной? Чувства-то у всех людей одинаковые!