«Ради бога, только не поддавайся сентиментальности, – одернула себя Александра. – Этот человек не нуждается в твоем сочувствии. То, что было раньше – это было раньше. А в настоящее время, если кто-то из вас двоих и заслуживает сочувствия, то это ты, а не он, потому что с ним-то как раз все прекрасно».
Пока Александра об этом думала, ее родственницы успели поведать Сурину о местных переменах, не касаясь, естественно, печальной перемены в их собственном положении. Беседу продолжили в столовой, куда их вскоре позвали, и обед, вопреки опасениям Александры, прошел непринужденно. Немного портило дело лишь пылкое восхищение Любви Даниловны Суриным. Софья Аркадьевна бросала на нее неодобрительные взгляды, но Любовь Даниловна не замечала их, особенно после нескольких рюмок вина, пропущенных за компанию с гостем.
Тем временем в гостиной сервировали чайный стол. Прежде чем перейти туда, Сурин попросил у Софьи Аркадьевны разрешения выкурить папиросу.
– А вы, Любовь Даниловна, не балуетесь этим модным увлечением, как многие столичные дамы? – спросил он, доставая золотой портсигар. – Если балуетесь, могу угостить вас первосортными английскими папиросами.
Александра едва не подпрыгнула на стуле. Она-то прекрасно знала, что ее мать «балуется этим модным увлечением» и что бабушка находит его вульгарным. И уж тем более вульгарно, по мнению Софьи Аркадьевны, было курить в присутствии мужчин, а не в компании эмансипированных приятельниц. Но красноречивый взгляд Александры, брошенный на мать, пропал впустую.
– Сделайте одолжение, Сергей Николаевич, – кокетливо проговорила Любовь Даниловна, изящным движением отклоняя в его сторону руку.
Сурин протянул ей папиросу и поднес спичку. При виде этого безобразия у Софьи Аркадьевны сделалось такое страдальческое лицо, что Александре захотелось расхохотаться. Но смех на самом деле был плохой, потому что ее маменька, в своем нежно-сиреневом туалете, с романтическими перышками в прическе, смотрелась комично в роли эмансипированной курящей дамы. Но Сурин, казалось, ничего не замечал: ни ужаса на лице Софьи Аркадьевны, ни нелепых ужимок Любови Даниловны, ни волнения самой Александры.
– Отличные папиросы, – с видом знатока протянула Любовь Даниловна. – В нашей глуши таких не найдешь.
– Ну, я бы не сказал, что Смоленск – такая уж глушь, – с улыбкой возразил Сурин. – По сравнению с иными губернскими центрами он весьма цивилизованный город. А теперь еще и железную дорогу провели во все стороны. Большое дело, надобно заметить!