— Рыбак рыбака видит издалека, — вспомнил подходящую,
как ему показалось, пословицу Сыскарь.
— Ты ещё скажи, что яблоко от яблони недалеко
падает, — буркнул цыган. — И почему все такие одинаковые?
Как только человек узнаёт, что перед ним «сделанный мертвецом», так
сразу пытается в нём мертвеца-вурдалака разглядеть. Это всё равно
что в собаке, к примеру, искать волка.
— Ну да. А ты ещё скажи, что в собаке нет ничего
волчьего.
— Есть. Поэтому собака и чует волка издалека. Но сама
волком никогда не станет. Мало этого. Собака ненавидит волка всем
своим существом. Знаешь почему?
— Знаю. Потому что она сама частично волк. Тут что-то вроде
противоречия неразрешимого выходит. С одной стороны, служба
человеку для собаки — естественное состояние и высшее наслаждение.
Но где-то на самом донышке собачьей души живет память о том, что
когда-то она была волком. Даже не память — тень памяти. Но тень эта
неистребима.
— Тень памяти, — повторил Симай. — Хорошо сказал,
красиво. Теперь понимаешь, отчего я ненавижу всех этих вакодлаков,
упырей, вурдалаков, варколаков и прочих вампиров и не люблю, когда
мне напоминают о моём с ними родстве?
— Понимаю, — сказал Сыскарь. — Извини, если задел
твои чувства. Честно.
— Ладно, проехали.
— Как, как ты сказал?! — изумился Сыскарь.
— Проехали. В том разумении, что не будем к этому больше
возвращаться. Выражение такое. А что?
— Удивительно. В моё время тоже так говорят. Но я считал,
что это выражение недавно появилось.
— Не вижу ничего удивительного. Говорим-то мы по-русски,
верно? А значит, и выражения легко могут быть одинаковые в разные
времена.
Это был длинный день. И они вернулись к этому разговору ближе к
вечеру, успев переделать кучу дел. И даже часок поспать — в счёт
недосыпа предыдущей ночи и для того, чтобы бодро встретить ночь
предстоящую. Потому что именно предстоящей ночью Симай и задумал
провести операцию по обнаружению и возможному последующему
уничтожению заграничного вампира Бертрана Дюбуа.
План у кэрдо мулеса родился следующий: они с Андреем притворятся
путешественниками, ограбленными разбойниками на позднем вечернем
Калужском тракте.
— Ты, как и раньше договаривались, русский, но из Америки.
Не бедный. Путешествуешь по России-матушке, ищешь себе дела по душе
и прибытку. А я — твой проводник и помощник. Человек вольный,
работающий за деньги. Значица, ехали мы из Калуги в Москву,
надеялись успеть к заставе до заката, да подзадержались — лошадь
моя захромала, перековывать пришлось. Ну и напоролись на засаду
разбойничью. Еле живые ушли. Лошадей потеряли, конечно. Ты человек
в России новый, тебя плохо знают, но надеешься на протекцию,
собственную голову, кошелек и удачу. Потому как слышал, что
император Пётр ищет и привечает людей деловых и хватких. А ты как
раз такой и есть. К тому же ещё и с деньгами. В общем, пусти,
хозяин, переночевать нежданных путников, от разбойного нападения
пострадавших, окажи гостеприимство. Мы даже и заплатить готовы,
потому не какие-нибудь нищеброды, а люди с достоинством. Ну а там
разберёмся — главное, в усадьбу попасть.