Сыскарь стоял в проёме кухонной двери, подперев плечом косяк, и
смотрел, как секретарь Ирина Москвитина ловко жарит на его кухне
блины. Надо думать, на завтрак. Утреннее солнце заливало кухню
радостным светом, вспыхивая в рыжеватых волосах девушки, но Сыскарю
было не по себе. Нет, смотреть-то на Ирину ему было приятно. Была
она невысокой, худенькой, с маленькой грудью и стройными ногами.
Чуть вздёрнутый носик, веснушки, синие, с хитринкой, глаза за
очками в лёгкой модной оправе. Но то обстоятельство, что секретарь
была одета в его старую фланелевую рубашку, закрывавшую пресловутые
стройные ноги не более чем до середины бедра, наводило на
беспокойные размышления. Размышлять же было трудно. А уж беспокойно
размышлять — тем более.
— Доброе утро, — сказал он севшим голосом и, не зная
куда деть руки, поскрёб небритый подбородок. — Э… давно
проснулась?
— Минут сорок. Иди в душ, сейчас завтракать будем.
Это вот она сейчас лукаво улыбается со значением или как? О,
господи.
— Скажи…
— Да?
— А как вчера? Ну, вообще…
— Что — вообще? Андрей Владимирович, вы меня удивляете. Что
это за «вообще»? Выражайтесь яснее, пожалуйста. Вчера вечером вы
были красноречивы. Очень.
Издевается, подумал он. Так мне и надо.
— Это когда мы в такси ехали, что ли? — решил проявить
осведомлённость Сыскарь.
— И в такси тоже. Но особенно, когда сюда приехали. Так
красноречив, что я, Андрюша, подумала и согласилась.
Ой, мама…
Видимо, на узком лице Сыскаря отразилась такая сложная и яркая
гамма чувств, что Ирина сжалилась.
— Да ладно тебе, — сказала она. — Ничего не
случилось, не переживай. Тебе было плохо, и ты попросил меня
остаться. Я осталась, но спали мы раздельно, если тебе интересно.
Просто постель с тахты гостевой уже убрала. А рубашку твою старую
надела, потому как не нашла фартука. Не стану же я в своей чистой
одежде блины жарить!
— Ни фига себе, — слегка ожил Сыскарь. — Что, я
даже не сделал попытки к тебе пристать?
— Не скажу. — Ирина ловко перевернула на сковородке
блин. — Мучайся теперь. Пусть это будет платой. Суровой, но
справедливой.
— Жестокосердная! — провозгласил он и направился в
ванную. Теперь можно было приводить себя в порядок. Благо суббота и
делами агентства заниматься не надо.
Кстати, насчёт агентства, размышлял он под душем. Теперь, после
смерти Ивана, необходимо что-то решать. Одному, даже с помощью
такого гениального секретаря, как Ирина, ему не справиться, это
ясно. Значит, нужно искать человека, который мог бы Ваню заменить.
Но делать это категорически не хочется. Потому что Ваню не может
заменить никто. Так что же теперь, закрывать лавочку? Жалко. В
лавочку-то сил и нервов вложено до хрена и больше, и денежку она
приносит хорошую. Да и не умеет он, Андрей Сыскарёв, ничего больше
делать, кроме как выслеживать, находить и ловить себе подобных.
Грешных на всю душу представителей вида хомо сапиенс. Не в охрану
же идти, в самом деле. Вот уж, прости господи, профессия — ни богу
свечка, ни чёрту кочерга. Всегда удивлялся, как могут здоровые на
вид мужики ею заниматься. Или вернуться в органы? Плохая мысль.
Название с милиции на полицию поменяли, но порядки там не сильно
изменились, уж это ему доподлинно известно. А раз так, то рано или
поздно повторится та же история. И к колдуну Григорию не ходи.