Бромфилды жили возле одной из старых лесопилок, неподалеку от обмельчавшей реки Абаду, что еще полвека назад была полноводной, в то время по ней работали плотогоны – доставляли спиленный лес к месту переработки.
- Где твои отцы?
- Отец Родан беседует с синтэррой Лессой, а у отца Айбла появились срочные дела на лесопилке, верхний пилильщик приболел.
Такие дни, когда удавалась кого-то подменить и заработать деньжат считались в семействе удачными.
- Собери вещи и на рассвете тебе нужно бежать из Брудвука, можешь взять нашу старую кобылу, до столицы она еще дотянет, - прошептала мама хриплым голосом и похлопала дочь по ладошке.
Руки старшей женщины семейства покрылись пигментными пятнами стремительно, еще несколько лет назад Нелли не замечала ничего такого в облике мамы. Она стремительно постарела из-за болезни.
- О чем вы говорите, матушка? – спросила девушка, едва сдерживая слезы.
В последние дни Мара часто бредила и говорила несуразные вещи. Это пугало молодую девушку больше всего, она надеялась, что когда станет старой, то останется в своем уме, а иначе уж лучше ей умереть до того, как начнет с него сходить. Она и представить себе не могла, что даже до бальзаковского возраста ей дожить не суждено.
- Тебе уже восемнадцать, Нелли, и я оберегала тебя как могла, но, когда меня не станет, отцы собираются выдать тебя за сына владельца лесопилки Бауэрмана, так мы могли бы сродниться с фамилией самой почтенной семьи города и улучшить наше финансовое положение. Я пыталась с ними договориться, но Родан считается, что для любви ты найдешь себе второго мужа. Ты знаешь, с ним спорить трудно.
- Но сыну Бауэрмана же за тридцать! – всхлипнула Нелли, прижавшись лбом к маминой ладошке.
Ей нравился сын владельца трактира, Бродрику было что-то около двадцати, но более зрелых мужчин девушка считала стариками, она даже не знала, о чем с ними говорить, считала, что старых мужчин интересуют одни только бревна или охота, в крайнем случае.
Сама Нелли синту* Бауэрману нравилась, при встрече он каждый раз пытался заговорить с девушкой, это ее очень пугало. Она считала его странным и приставучим дяденькой, который почему-то не учитывал, что говорить с молодой девушкой без присутствия мамы или другой замужней дамы может быть чревато для ее репутации.
- Я знаю, дорогая, знаю. Мне всегда хотелось лучшего для тебя, - тяжело вздохнула Мара.