Но я молчал. Молчал, как рыба на льду рыбного же рынка, понимая,
что в мире, где правящий класс — всего лишь актёры в чужой пьесе,
единственная свобода — в умении вовремя притвориться статистом. И
пусть где-то там, за горизонтом, бушуют ураганы чужой боли — мой
удел был предсказывать заморозки, шептать о них Саввишне под жуткий
хор зимней вьюги, зная, что лучшая магия та, что не оставляет
следов. Кроме, разве что, луж на дороге, в которых, как в кривых
зеркалах, отражается вечно бегущее небо. Но до луж еще поди,
доживи.
Второе. Мне требуется контакт с объектом. Визуальный,
вербальный, обонятельный, осязательный, вкусовой. Пожми руку,
вдохни аромат духов, смешанный с дрожью страха, ощути под пальцами
влажную от пота ладонь, услышь шёпот слов, что падают, словно
перезревшие сливы, и тогда — лишь тогда — истина выскользнет из
тумана, как серебристая рыбка из мутного пруда.
Леонид Ильич, о да, тот знал толк в таких объятиях: его медвежьи
ручища, его губы, прилипающие к щекам соратников, словно пиявки, —
всё это было не просто шаблоном приветствия. Нет, это был древний
шаманский танец, в котором каждый поцелуй становился заклинанием, а
каждое рукопожатие — переливанием тайных знаний. Брежнев, должно
быть, видел сквозь года и преграды, как орёл видит мышь в траве —
иначе откуда эта стальная хватка, эта непоколебимая уверенность в
том, что мир лежит у его ног, как шкура, снятая с убитого
тигра?
Что до фотографий, теле- и киноэкранов — сии суррогаты реальности
бесполезны, как восковая груша для голодного. Спросите меня о лике
Трампа, запечатлённом на обложке журнала, — и я увижу лишь
типографскую краску, жалкую пародию на морщины жизни. Тайны лунных
баз? Но разве может запах пыли Моря Спокойствия, этот холодный
аромат вечности, долететь сквозь бездну космоса к моим земным
ноздрям? Матч ЦСКА — Зенит? Даже если я буду там, на стадионе, где
воздух дрожит от рёва тысяч глоток, где подошвы прилипают к
пропитанным пивом ступеням — даже тогда не спрашивайте. Ипподромы?
Ха! Там, где копыта выбивают ритм азарта, я предпочту поставить на
вороного жеребца с глазами меланхолика — но лишь пивные деньги,
сударь, лишь столько, сколько можно выиграть, не привлекая
внимания. Ипподромная удача не слепая дева, а сутенер с фонарём в
руке, высвечивающий жертву для Большого Брата.