Однажды, помню, взгляд мой скользнул по лицу охранника в
гастрономе — и вдруг, словно фотовспышка в темноте, я увидел:
«Сергей Петров, 53 года, перелом ребра в 1985-м, хронический
бронхит, развод, дочь-студентка…» Но лечить? Нет, это не моя
стихия. Ветрянка сына стала тому доказательством. Помню, как его
щёки, усыпанные розовыми пузырьками, вдруг очистились за ночь, а я,
проклиная своё тщеславие, слёг: тело моё покрылось сыпью, словно
пергамент, испещрённый готическим шрифтом страданий. Три недели я
метался в лихорадке, как персонаж повести о доме в тысячу этажей,
заточённый в лабиринте собственных капилляров, в то время как врачи
в белых халатах, подобные стае любопытных чаек, кружили у моей
койки, крича о сложном случае возвратной ветрянки.
И ведь знал же, о, как ясно знал! — что закон сохранения энергии
неумолим, как закон тяготения для яблока Ньютона. Вылечи рак — и
сам станешь гниющей плотью, останови инфаркт — и сердце твоё
разорвётся, словно граната в кулаке. Но разве сына оставишь? Вот в
чём проклятие: любовь всегда сильнее разума, как весенний паводок
сильнее плотины из детских кубиков. Хотя, признаться, после того
случая я дал себе клятву, крепкую, как узлы на верёвках висельников
— никогда больше. Пусть человечество тонет в своих болезнях, как
Титаник в ледяной воде — у каждого своя роль в этом абсурдном
спектакле. Сын? Ну, сын — это другое.
Зато погода! Ах, это совсем иное дело — лёгкое, как балет
паутинки в луче заката. Предсказывать дождь по щемящей боли в
мизинце, угадывать заморозки по тому, как воробьи, словно
рассыпанные бусины, жмутся к теплотрассам — это же чистая поэзия,
не требующая жертв! Мы все когда-то были такими — до того, как
мозг, этот чванливый дирижёр, заглушил тихий оркестр инстинктов.
Животные, эти немые философы, до сих пор шепчут нам об этом лапами
по подоконникам, жужжанием в траве, бегством муравьёв в гранитные
щели…
Служба же моя напоминала игру в шахматы с невидимым противником,
где каждое искушение — ферзь, подступающий к твоей пешке-совести.
Лотереи? Ха — ловушка для дураков, где выигрыш пахнет тюремной
баландой. Поиск сокровищ? Да это же первый шаг к тому, чтобы стать
ищейкой для тех служб, чья работа на первый взгляд как будто не
видна. Нет, я держался, как монах-францисканец на карнавале, зная,
что стоит лишь раз сорвать яблоко с Древа Возможностей — и тебя
втянет в воронку, из которой нет возврата. Государство, этот голем
в костюме от Армани, сразу приспособило бы меня для охоты за
офшорными миллиардами, или, чего хуже, для тихих ликвидаций «в
интересах Родины». А потом — лесная просека, запах хвои, смешанный
с пороховой гарью, и холодок ствола у затылка, точь-в-точь как в
том сне, что снился мне в детстве.