Набрал два ведра колодезной воды. Набрал и принес. До колодца
триста шагов. Никаких электронных гаджетов, простой счёт. Обратно
триста двенадцать. Естественно, два полных ведра укорачивают
шаг.
С печкой я с детства знаком, потому поладили. Поначалу, как
водится, она слегка капризничала, но, видя, что намерения мои самые
честные, стала теплее.
Картофель испёк, воду вскипятил, в итоге — картошка, немного
сала и чай. Что ещё нужно человеку?
Лечь в постель вечером и встать утром.
Я погасил лучину (да, самую обыкновенную лучину, вставленную в
светец, тоже обыкновенный, двадцать первый век, чурило — копчёное
рыло.
Спал без клопов.
2
Семен Петрович сидел за столом, как председатель революционного
трибунала, только вместо красного флага за его спиной висела
пожелтевшая карта несуществующего колхоза. Он прищурился, будто
целился в меня из невидимого танкового прицела. Капитан
бронетанковых войск в отставке — звучало солидно, но в этой
деревне, где время застряло где-то между Брежневым и ранним
Ельциным, это значило ровно столько же, сколько звание «бывалого
тракториста».
Общество — все восемнадцать душ Чичикова — смотрело на меня с
тем же любопытством, с каким в былые годы разглядывало бы заезжего
фокусника или агитатора за перестройку. В их глазах читался немой
вопрос: «И что нам с этого?»
— Общество желает знать, что ты за человек такой, раз к нам в
Чичиковку пожаловал. Какая от тебя может быть обществу польза и
какой вред, — сказал Семен Петрович, и общество нестройным гулом
поддержало капитана.
Собрались мы в самом большом доме, нежилом, бывшей конторе
чичиковского отделения колхоза «Маяк». Контора и смолоду вряд ли
была уютной, а сейчас… Пахло пылью, старыми газетами и слабым
отголоском советского колхозного духа. Дисциплиной. Нашей, не
немецкой. Окна не биты, потолок не течёт — видимо, кто-то ещё
держал здесь оборону против времени. Но время выигрывало. Стулья,
двадцать штук, все простенькие, но целые. И на этих стульях — весь
народ Чичикова. Именно народ, историческая общность людей. Всем за
шестьдесят, многим за семьдесят, один лишь пацаненок лет семи рядом
с бабушкой. А я напротив, стою за столом. Смотрите, разглядывайте
добродетели и пороки.
— Вам как, общество, подробно рассказывать, или коротенькую
версию?
— Начни с короткой, а нужно будет уточнить, мы скажем.