- Не моё-то дело. Хватит! Идите,
забирайте, что сказано, или так выметайтесь.
Белая как мел, Евдокия кивнула
сыновьям, взяла за руку Лушу и пошла в дом.
- Служивый, - окликнул я мужика, -
какой грех-то за бабой с детьми?
Тот подошёл ближе:
- Кто таков?
- Сосед, - ответил я.
- Вот что, сосед. Ступай
подобру-поздорову, пока сам цел.
- Погоди, грозиться, - сказал я
спокойно, - сам же видишь, там и забирать нечего. Зачем женщину из
дома гнать?
- Положено так, - нахмурился
щербатый, - нажито всё это нечестно.
- Ты на нас-то глянь, да на деревню
нашу. Откуда здесь кулаки? Все единым трудом живём, спину гнём
целыми днями.
- Ступай, - осерчал мужик, - много
вас жалостливых подкулачников. Ничего, и до вас доберёмся.
Я отступил, ждать от него, что
смягчится, оставит в покое Евдокию с детьми, бесполезно. За забором
стояла почти вся деревня, молча и оттого страшно. Люди
переглядывались, следя, как солдаты выносят последнее, что осталось
от когда-то доброго хозяйства. Тащили всё: подушки, матрацы,
продукты, посуду, не погнушались даже керосинкой и
подсвечниками.
Из дома показался Панкрат, старший
сын. К нему подошёл Панас:
- Веди мамку, айда ко мне. Сегодня
заночуете, а завтра думать будем, куда вас…
Парень кивнул и вернулся в дом.
Скоро показалась Евдокия с Лушей, тащившие по узелку с припасами,
за ними шли двое сыновей с вещами. Вот и всё, что осталось от
нажитого Данилом и его женой.
Панас увёл бедолаг к себе, народ
потихоньку начал расходиться. Мне же что-то не давало покоя.
- Пошли, Егор, - дёрнул меня
отец.
- Погоди, подождём немного, -
остановил я его.
Старик удивлённо поднял брови, но
спорить не стал. Мы присели возле забора напротив. В темноте не
особо и разглядишь.
Солдаты собрали, что смогли унести,
и скоро подвода тронулась, конные за ней. Воцарилась тишина, только
на ветру скрипела старая калитка. Собаки, сорвавшие голоса от лая,
умолкли.
- Не пойму, чего мы сидим? -
пробурчал отец.
- Сдаётся мне, не просто так к ним
приехали, - кивнул я на дом.
- Как это?
- Донос кто-то написал, - пояснил
я.
- Да ну, брось. Людишки у нас
всякие, но такой гнили не водится. Нечего тут высиживать
В конце улицы я заметил смутные тени
и одёрнул отца:
- Тише. Гляди сам.
Вдоль заборов крались двое: мужик и
баба. Подошли ближе к дому, осмотрелись, но нас не заметили.