Её мама стояла в растерянности. Она работала маляршей на судостроительном заводе, и растрогать её было нереально вообще никогда и никому. Такая женщина-агрегат, Нонна Мордюкова шахтёрского периода. Статуя незыблемости, оплота и покоя.
– На тебе десять рублей, иди купи болонку, – отчеканила мать.
К слову сказать, мы за комнату платили пятнашку. Это были большие деньги. Моя мама получала сотню на руки.
Нина перестала плакать, оторвалась от горя. Но радости на лице не было. Мать развернулась и ушла на кухню готовить ужин.
Я сидел с Ниной на кровати и молчал. Радость за болонку была какая-то ненастоящая. Вчера мы бы с ней на ушах стояли от радости, а сейчас болонка казалась какой-то хренью.
– Нина, так что случилось-то?
– Я после школы дождалась, когда он будет выходить, и пошла впереди, чтобы он видел. Он с друзьями шёл, они мне всякое обидное кричали.
– А он?
– Он ничего не говорил. Он достал рогатку и выстрелил мне вот сюда алюминиевой шпулькой. Так больно было! Я чуть не закричала. Но обернулась, улыбнулась ему и сказала: «Не больно!» Это уже у подъезда почти было. Еле дошла, так жгло, что с трудом ногу переставляла. А как вошла в подъезд, сразу заплакала.
– И что теперь?
– Завтра утром посмотрю, как ему не стыдно будет из подъезда в школу выходить.
Но утром она не пришла на наблюдательный пункт в нашу комнату.
Болонку так и не купили. Нина, подумав, отказалась от подарка. Её мама взяла червонец, положила в небольшую картонную коробку и сказала:
– Это твои деньги. Не потрать их на ерунду.
Так Нина стала ещё и самой богатой девочкой школы. А может, и района.
Через несколько дней Нина протиснулась в комнату:
– Серёжа, идём в кладовку, я тебе что покажу!
Я быстро оделся и побежал по коридору к кладовке. Нина сидела на кровати и держала в руках какой-то мохнатый бумажный ком.
– Ну как, похоже?
Я вгляделся: на меня смотрела морда болонки, сделанная из тонких полосок бумаги. Вот прям как настоящая! И глаза-бусинки пришиты были. И язык алый торчал лопаткой.
– Ух ты! А как ты сделала?
Я подошёл поближе и обомлел: морда собаки была собрана из тех самых полосок, которые Нина тогда нарвала и которые я убрал под кровать, чтоб мама не нашла и не задавала лишних вопросов.
Сквозь бумажную мохнатость на меня смотрел хулиган Саша. То одним глазом, то всем лицом, то просто силуэтом. Везде виднелись то руки, то ноги, то плечи, то гитара.