– Я вас не ненавижу, – произнесла, делая ударение на слове «вас», – я вас даже не знаю. Но благодарна за то, что спасли вчера.
Его взгляд остался прежним, только краешек рта резко дернулся вверх:
– Рано благодаришь.
Впереди показались огни светофора, и машина сбавила скорость. Айна с удивлением поняла, что они уже в Южном квартале. Она не заметила, как промелькнули последние двадцать минут. Сидела, думала о своем, вместо того, чтобы разговорить элохима и хоть что-то выведать у него!
– Приехали, – сухо констатировал Стикс, заглушая мотор. – Это твой дом?
Машина остановилась у занесенной снегом дорожки, ведущей к крыльцу.
Айна скользнула взглядом по серому строению с алой черепичной крышей. Дальше по улице виднелся частокол низенького заборчика и темные фигуры соседей, вышедших на битву со снегом.
– Мой.
– Ты живешь одна?
В этом вопросе ей почудилось не праздное любопытство, а конкретный намек.
Набивается в гости? О, нет, этот номер она уже проходила.
– У меня есть друг, – сообщила уклончиво.
– Не тот, от которого ты вчера сбежала?
Этого Айна не ожидала и потому резко вскинулась.
– С чего вы решили?..
– Запах, – элохим усмехнулся. Его взгляд скользнул по ее лицу и задержался на сердито сжатых губах. – Я почувствовал на тебе запах мужчины. Он трогал тебя, и тебе не понравилось?
– Не ваше дело, – пробурчала девушка, отводя глаза.
– Если я заключу с тобой договор опеки… то будет мое.
Опека!
Так они называют контракт, который заключают с людьми. Боже, как смешно и страшно это звучит!
Айна зажмурилась. До боли стиснула кулаки. Не дай бог ей сейчас посмотреть на него. Тогда он точно прочтет по ее глазам все, что она прячет внутри.
Элохимам не отказывают. Их предложения принимают с щенячьей улыбкой. Радуются любому вниманию. И она должна сейчас изобразить наивный восторг.
Но что-то внутри не давало. Что-то стиснуло горло, перекрывая дыхание, и заполнило легкие колючим песком.
– Я… не нуждаюсь в вашей опеке, – выдавила Айна сквозь зубы. – У меня уже есть… опекун.
Ей показалось, что атмосфера в салоне резко изменилась. Только что элохим был напряжен, в его тоне звучали стальные нотки, но после ее слов вдруг расслабился.
Она открыла глаза.
Он улыбался. Но не криво и холодно, как до этого, а по-мальчишески озорно.
– Врешь, – произнес, констатируя факт. – Но мне нравится. Идем, – он открыл перед ней дверцу и кивнул в сторону дома. – Хочу посмотреть, как ты живешь.