– Ничего,
справимся, – проговорил я, глядя как девушка подошла к стеллажам и
принялась перебирать стрекотню.
– Гена, я
много-добро просить. Нель – это есть фамилия. Традиция – когда
внутри модель семь – говорить фамилия. Когда сам – имя. Имя – Ёнка,
–– произнесла моя спутница, оторвавшись от очередного автомата, и
через силу улыбнулась: – Долго идти, тащить, идти,
тащить.
– Ясно, –
неспешно ответил я и тут же задал встречный вопрос: – Почему мне
нельзя быть Евгением? Почему я – Гена, а не Женя?
Моя
спутница снова улыбнулась.
– Эхугени
сложно говорить, сложно переводить. Можно делать слово-замена, но
мало любить слово-замена, если имя можно делать простой… здесь
винительный падеж. Женя в язык протекторат – значит «никто». Гена
лучше.
– В задницу
такие сложности, – проронил я, и глаза моей спутницы удивлённо
расширились.
– Это есть
медицинский процедура или оскорбление?
– И то, и
другое, – ответил я.
Хотелось
добавить ещё пару крепких словечек, но когда заметил хитрый блеск в
миндалевидных глазах моей спутницы, сменивший удивление, и
запнулся. В общем, меня сейчас очень тонко потроллили.
А вскоре
свет снова моргнул, и из пустоты раздался голос Ренка, причём
нормальный, без корявостей битого перевода.
– Я
устранил сбой, но это ненадолго: атакующая программа очень
необычная. Защита с ней плохо справляется. И думаю, в цитадели есть
те, кто вручную вводит вред.
–
Диверсант, значит, – пробормотал я.
Ренк выдал
непонятные протяжные звуковые конструкции на своём языке и
добавил:
– Я
попробую его найти и прекратить ему доступ, но это сложно. Струна
не отзывается на некоторые запросы. Поиск возможен только по
косвенным признакам. И можете поторопиться? Моргана от злости уже
швыряется в стенку скальпелями. Среди силькуа назревает истерика, а
один уже умер от кровопотери.
Я поджал
губы и покачал головой. Плохо. Очень плохо. Ситуация накалялась все
больше и больше, и оставаться на месте было категорически нельзя.
Потому я быстро встал и направился к стеллажам и придирчиво
пробежался взглядом по оружию и ящикам. И если со стрекотнёй всё
понятно, то назначение многих приборов так и оставалось
загадкой.
– Здесь
есть что-нибудь поинтереснее? – спросил я, обернувшись к своей
спутнице.
Девушка
подошла и встала рядом, слегка покачиваясь. Но когда предложил ей
локоть, чтобы могла опереться, то не стала отпираться и ухватилась
за него, тоже принявшись разглядывать имущество. Лишь через минуту
она заговорила, неуверенно растягивая слова: