– Вы знаете вирийский? – я вскинула глаза на мужа, он смущённо взъерошил волосы, отвёл взгляд.
– Совсем немного. Недостаточно, чтобы прочесть документ, – признался он и тут же спросил с надеждой: – А вы?
– Знаю. Вирийский и ещё пятнадцать державных языков. Читаю, пишу, говорю. Чуть-чуть разбираюсь в языке древних. Но в наши дни не найти учителя древнего даже среди образованнейших мудрецов.
В глазах Гурго появилось то, что можно было расценить как благоговение. Очень осторожно он взял мою руку, поднёс к губам, а потом проговорил с затаённым восторгом:
– Вы столь же умны, сколь и прекрасны, моя королева.
Куда девался вчерашний, уверенный в себе и дерзкий воин, который целовал, не спрашивая?
Я чувствовала в Гурго ту же нервозность, что и на свадьбе. Но другую, чем пародия в исполнении Демиана. Муж волновался по-настоящему, как будто ощущал, что неприятен мне и не знал, что с этим делать.
Только вот… я тоже не знала. Неприятен ли он мне или нет?
Чтобы увести разговор в более мирное русло, я робко поинтересовалась:
– Гурго, вы не станете возражать, если я… немного помогу вам с бумагами?
Отец очень любил меня, но, как все мужчины в нашей стране, полагал, что женщине – не место в политике. И если и пускал меня сюда, в свой кабинет, то для разговоров об очередном женихе. Правда, они неизменно сопровождались беседой о политическом и экономическом положении в государстве претендента, но на этом всё и ограничивалось. Короновав меня, дядя тоже не спешил допустить до важных дел. Теперь я во власти мужа, и он вправе не допускать меня к подобным делам.
Но Гурго удивил меня тем, что прижал мою ладонь к сердцу – оно у него колотилось просто бешено – и робко спросил:
– Вы, правда, хотите мне помочь, Лаверн?
– Д-да, – его волнение передалось и мне, – если вы позволите. В Льеме женщине ничего делать в кабинете мужчины. Её место в спальне и в детской.
– Значит, будем менять закостенелые устои, – с улыбкой отозвался Гурго, – я с благодарностью приму вашу помощь, моя королева. Тем более, вы единственный человек в Льеме, кому я могу доверять.
Слышать это было невероятно приятно.
И я занялась бумажной работой. Да уж, дядюшка, судя по всему, не очень-то интересовался государственными делами. Некоторые письма и донесения датировались ещё временем смерти моего отца.