Матушка в деревне расцвела, снова заулыбалась. Много гуляла,
выращивала цветы. Отец как и прежде строил дома и учился класть
печи. Братец целыми днями носился босиком с деревенскими
мальчишками. И конечно, мы собирались за столом каждый вечер, много
смеялись, рассказывали друг другу о своих успехах.
Отец меня очень любил и много баловал, а я и радовалась тому,
что не хожу с ведрами к колодцу да не пряду шерсть по вечерам, как
все местные девки. Лучше б ругал, как потом оказалось…
В один ужасный день отец упал с крыши, которую латал, и больше
не поднялся. А мы осиротели. Без доброго и всегда веселого мужа
матушка просто потерялась. Она больше не улыбалась, хоть и не
плакала при нас с братом. Просто погасла.
Но самое ужасное — у нас кончились деньги. Ильяну было всего
девять, работать он, разумеется, не мог. Мне — шестнадцать.
Вернуться бы в город — там бы нашлась для меня работа. Хоть
прачкой, хоть подавальщицей в трактире. А еще в городе можно было
найти достойного жениха. Здесь же, в деревне, я была все еще
чужачкой, причем далеко не раскрасавицей. Слишком тощая, слишком
рыжая, да еще вся в конопушках. Стирать на речке я не желала (а кто
бы желал?), пирогов не пекла (не умела), пряжу да вязание отродясь
в руках не держала, огород у нас зарос бурьяном. Ни искры магии во
мне комиссия не нашла.
Сначала я растерялась. Без отца все пошло кувырком. В избе
больше не звучал смех, начала рушиться крыша, осело крыльцо, упал
по весне забор — а платить плотникам нам было нечем. Сначала хотела
брать порося, договорилась даже с соседкою, да струсила. Как
представила, что его потом резать придется… Уж лучше я без мяса
проживу. С огородом у меня тоже не сложилось. Копать могла, семена
в землю бросить — невелика трудность. Полоть да воду таскать я
заставляла братца. Но одно лето выдалось дождливым, а другое
засушливым. Деревенские-то знали, что с этим делать, а я вот
погубила весь урожай. Только репу собрала, зелень да немного яблок.
Капуста так и не завилась в кочаны, морковь выросла тонкая и
кривая, что крысиные хвосты. На третий год, впрочем, я совладала с
парой грядок, и даже собрала кое-какие корнеплоды, чем гордилась
неимоверно.
Я изо всех сил старалась не унывать, хватаясь за любую работу:
нянчилась с детками, писала письма и кляузы под диктовку
неграмотных деревенских, пыталась даже учить ребятню читать и
писать, но была за то бита полотенцем по спине: нечего детей
дурному учить, не за чем тут ваши грамотности. Коз вот не научилась
доить да коров побаивалась. Но тут уж себя оправдать мне было
нечем. Трусиха, как есть трусиха!