— Даже не знаю, как нам жить без тебя… — тянет Бруклия. — Робер
так и вовсе будет убит горем. Снова.
Я достаю поднявшееся тесто, казан с фаршем и рисом и присыпаю
стол мукой, бросая на бабулю острый взгляд.
— Не в упрёк тебе, Изольда, — спешит она меня успокоить. — Как
Лилию потерял он, я думала, от тоски станет помидором в банке.
Мерзость.
— Но они вкусные!
— Тише, девочка, я ещё помню, каковы свежие, но где ж их теперь
найти? — сокрушение по поводу еды, которой сейчас не достать, дело
привычное и уже почти ритуальное. — Робер светился от счастья,
когда свою невесту привёз. А крови она мне попортила, ой!
Своенравная была, не уживались… А потом что вышло, то вышло.
Грустно. Но он несколько лет сам был, как зима, хотя других девушек
вокруг — видимо не видимо. Полчища!
Я фыркаю, раскатывая кругляши теста и раскладывая начинку.
— Ты знаешь, я поначалу подумала, что ты одна из них.
— Вот уж — сумела себя эффектно преподнести.
— А потом это стало неважным. Робер раствёл, я тебя полюбила,
как дочь, а девочки — как мать.
Сформировываю партию пирожков, лью масло на сковороду, убираю
муку, отставляю в сторонку тесто. Руки уже будто готовят сами, это
меня успокаивает и завораживает остальных.
Пока пирожки жарятся, наконец, добираюсь до кофейных зёрен,
размалываю горстку и прикрыаю веки, втягивая горький аромат. Нет в
мире ничего лучше!
— А вы, — предлагаю Бруклии, — наймите Агнию в помощницы, она
хорошая.
— Ведьму?
— Дайте ей шанс, — подмигиваю и снимаю сковороду с печи.
— Как тебе?
Я замираю и поправляю золотые косицы.
— Я догадалась, — объявляет старушка, — когда на прошлой ярмарке
Робер выиграл со своим хилым зайцем. Ты ведь ему удачи
пожелала!
— Да бросьте, — отмахиваюсь я, — он уважаемый человек, вот его и
хотели… уважить.
Наливаю в турку воду и ставлю на печь. Тут главное, не
проглядеть момент, когда начнёт подниматься пенка, чтобы кофе не
успел закипеть. От этого он хуже становится.
— Как хочешь, а жаль тебя отпускать…
И всё же Бруклия улыбается, будто стараясь до последнего меня
поддержать. И я ценю это. Как и то, что мне никогда не говорили,
что я им обязана. Такое положение вещей было бы для меня
нестерпимо, и я рада, что так и не оказалась в нём.
В пузатую кружку бабули добавляю молоко яка, свой же кофе
оставляю густым, горьким и чёрным. На столе дымятся пирожки. За
окном снегопад, а в доме тепло и уютно. Это ощущение — одно из моих
любимых.