Запустить лифт не получилось ни с первой попытки, ни с десятой,
а потому я разыскала лестницу и исследовала этаж ниже. Здесь
располагалось множество просторных залов с высокими керамическими
кувшинами и фарфоровыми напольными вазами, стеллажами со смешными
плоскими чайниками и чашками-напёрстками без ручек и узкими
длинными мечами на мраморных пьедесталах под стеклянными крышками.
Моё внимание привлекли несколько восхитительных ковров, зачем-то
приклеенных на вертикальные перегородки, и изумительные картины
тушью по натянутым лоскутам шёлка. Не замок — музей искусств!
Однако вся попадающаяся на глаза роскошь выглядела немного
поблекшей, потускневшей, будто хозяева давно про неё забыли или она
попросту перестала для них что-то значить. Часть предметов даже
находилась под чехлами. Я бродила по коридорам от одного к другому,
с любопытством заглядывала под пыльные тряпки, шумно чихала и шла
дальше.
Здесь были и чудные низенькие столики, едва доходившие до
середины бедра, и множество разбросанных по полу подушек, и
непривычные тканевые завесы вместо дверей. «Видимо, ткань для того,
чтобы поглощать звук, но всё-таки дверь удобнее», — подумала я про
себя. Помещения в замке оказались гигантскими, в такие влезла бы
вся моя квартира, и ещё бы место осталось (иногда я натыкалась на
очень толстые каменные стены), а уже внутри они разбивались на залы
меньшей площади с помощью бумажно-деревянных перегородок и ширм. У
одной такой я остановилась, внимательно разглядывая нарисованное на
ней озеро, плакучие ивы с тонкими веточками и грозную армию мужчин
в золотых доспехах, над которой в воздухе вился длинный усатый
дракон. Красиво.
В одном из залов я обнаружила несколько стеллажей с
запылившимися книгами и свитками. «Вот это да-а-а», — протянула,
раскручивая один из последних. Никогда ничего подобного в руках не
держала! Увы, испещрённое множеством иероглифов содержание мне
оказалось непонятным.
Наконец на первом этаже нашлось подобие кухни: ещё одна огромная
металлическая печь-цилиндр, множество хитроумной и совершенно
незнакомой утвари, сваленная горой посуда, которой уже лет пять
точно не пользовались — большая часть горшков, плошек и необычных
прямоугольных тарелок была разбита, а осколки покрылись ржавым
налётом, — и каменный — я не преувеличиваю! — хлеб.