Здесь было тихо-тихо – ни шороха, ни
треска сучков. Под ногами был слой опавшей листвы, но она была
влажная, прелая, и я ступала почти бесшумно. Но вот подул ветер, и
раздался тонкий звон, словно звенели колокольчики, которые перед
зимним солнцестоянием приор Годвин вывешивал у дверей церкви, чтобы
«напоминали о серебряных ангельских трубах».
Я всегда думала, что ангельские трубы
должны были звучать погромче, но услышав серебряный перезвон
остановилась, испуганно оглядываясь по сторонам. Пожалуй, покажись
сейчас из чащи ангельская процессия или колонна фей и эльфов, я бы
не слишком удивилась. Но никто не вышел ко мне навстречу, а звон
продолжал звучать совсем рядом.
Подняв голову, я догадалась, что это
звенят листья. Они были серебряными, и когда ветер колыхал их на
тонких серебряных черешках, листья звенели, как серебряные
колокольчики.

Это было удивительно и красиво…
Жаль только, но серебряные листья
были на самом верху, и добраться до них я никак не могла. Но ветер
усилился, и нежный мелодичный перезвон раздался из глубины леса,
словно зазывая меня, заманивая.
И я пошла вперёд – на этот заманчивый
перезвон. Похоже на звон серебряных монет, которые Толстый Торстен
ссыпает в кошелёк после того, как подсчитал вечернюю выручку.
К звону присоединился звук воды – но
не текущей реки, а совсем другой звук. Так шумит вода, когда
обрушивается с высоты.
Деревья расступились, и я оказалась
на берегу лесного озера. По его берегу росли серебряные буки –
стройные, прямые, По ту сторону в озера был водопад – вода
серебристыми струями сбегала по камням, как по ступеням. От воды
поднимались клубы брызг, они перемешивались с полосками седого
тумана, который наплывал из чащи, и это тоже было очень
красиво.

Как такое красивое место может
погубить?..
Я сделала ещё шаг вперёд, и под ногой
тонко хрупнуло. Посмотрев вниз, я обнаружила тонкие серебристые
травинки, высовывавшиеся из земли. Рядом с травинками росли
серебристые грибы на тонких ножках. Мухоморы и бледные поганки.
Только шапочки мухоморов были не красными, а серебристо-серыми, с
выпуклыми «веснушками». Не утерпев, я опустилась на корточки и
дотронулась до одного из мухоморов.

Он был неживой. Холодный, как
серебряная ложка, с которой приор Годвин причащал нас каждое
воскресенье вином.