В окопах нет атеистов, немного, но молитвы я знал, потому без
проблем начал декламировать слова одной из основных молитв
христианства. Может, потому, что стал читать молитву, я немного
успокоился и всё-таки решил не грубить Сапожникову, или как там его
фамилия. И вообще, что это — доктор, который молитвой лечит? И еще
за это нужно платить, пусть и четыре рубля? А сколько это?
— Знаете «Символ веры», это хорошо. А теперь «Отче наш», —
удовлетворенно сказал доктор.
— Слушайте, человек от науки, — добавив в голос иронии,
проговорил я. — Может, молитвенник весь прочитаем? Так это я с
батюшкой сделаю, а с вами… если более лечить вы меня не можете, то
попрошу вас навестить меня на днях, для проверки.
— Нахальничать изволите? — доктор посмотрел в сторону стены, от
которой меня ограждал балдахин. — У вас такие картины висят на
стене, комната богато украшена, а четыре рубля отдать не можете.
Говорю вам, Алексей Петрович, если вы решили прикинуться
непомнящим, то кредиторы помнят все. И в округе, до Таганрога и
Ростова, а то и далее, все знают, что вам в долг давать нельзя.
— Вы не задержались ли, доктор? — подбавив металла в голос,
спросил я.
— Пожалуй, что и так, — сказал Сапожков и встал со стула у
кровати. — На сём откланяюсь, Алексей Петрович. Я навещу вас,
Настасья Матвеевна-то оплатила мои услуги вперед, так что не
извольте о том беспокоиться. Хотя… Когда вы беспокоились о
долгах?
Сказав это, доктор спешно пошел прочь, оставляя меня наедине со
своими мыслями.
Верилось ли в то, что я очутился в середине девятнадцатого века?
А ведь, судя по всему, именно так и есть. Нет, не верилось. Но еще
меньше мне верилось в то, что я мог выжить после атаки дрона и
пожара. Выжить, да еще быть таким целёхоньким — без ожогов,
несмотря на то, что я явственно ощущал, как лопается кожа на лице,
на спине — да не было живого места на мне.
Как относиться к ситуации? Как к выверту сознания, последней
шутке умирающего мозга. Вот усну, и… И все, пустота, ничто. Или же
я уже умер, но тогда куда попал? В ад или рай? А Настасья тогда —
ангел? Хорошо же кормят работников рая, избыточно! Прости, Господи,
меня грешного! Но без юмора нельзя о сложившейся ситуации даже
помыслить.
Я посмотрел на свои руки. Нет, не свои, явно. Мой-то лихой и
протестный подростковый возраст оставил отпечаток в виде нескольких
татуировок на предплечьях и даже кистях, а на этих руках их не
было. Или вот ещё — у меня была повышенная волосатость, а эти руки
чуть ли не бритые, настолько на них мало волос, а какие есть —
тоненькие, светлые.