Действительно, было некое иррациональное чувство, что Саломея не
числилась в гареме только потому, что ее отец — не простой человек.
Может, он и крепостной, но такой, что за дочь и барина прибьет.
Но каковы же все-таки выверты жизни? Саломея, я почти в этом
уверен, это какая-нибудь «прапра-», а, может, еще раз «пра» бабка
Марии Всеволодовны. С этими мыслями, сытый от употребленной
наваристой каши, я уже вновь засыпал.
* * *
Андрей Макарович Жебокрицкий нахмурил брови. Грузный мужчина
стучал пальцами по подлокотнику кресла и размышлял. Что-то в его,
казалось, идеальном плане шло не так, ощущение тревоги не покидало
помещика. Перед хозяином обширного поместья, одетым в байховый
красный халат и с чепчиком на голове, стоял мужик.
Крестьянин имения Шабариных, Никитка Глузд, не менял своей
полусогнутой в затянувшемся поклоне стойки, исподлобья изучая
реакцию грозного хозяина большого двухэтажного дома. Никитка,
несмотря на то, что все так к нему обращались, был уже пожилым
человеком. Не дорос крестьянин Глузд до того, чтобы его хоть
кто-нибудь называл Никитой Авсеевичем.
— И что, прямо-таки стрелял? — после долгой паузы спросил Андрей
Макарович.
— Да, барин, стрелял он, непутевый, а еще… — почувствовав свою
полезность, Никитка поспешил продолжить, но гневный окрик
Жебокрицкого прервал еще только начавшийся рассказ.
— Сучий потрох! Да как ты смеешь на дворянина наговаривать! Не
твое рабское дело, путевый он или нет, скотина. Был бы моим
крестьянином, забил бы тебя до смерти, дрянь такая! — разъярился
отставной полковник интендантской службы.
— Не гневайтеся, барин, я же без умысла дурного, — сказал
Никитка, еще сильнее сгибаясь и комкая свою шапку.
Знал Глузд, сколь быстр на расправу барин Жебокрицкий. Об этом в
крестьянской среде байки ходили одна страшнее другой. И Никитка не
сомневался, что барина не остановит и то, что Глузд — вовсе не его
крестьянин.
— Будет тебе, рассказывай, но на дворян рот свой рабский не
раскрывай! — будто бы смилостивился Жебокрицкий.
Андрей Макарович прекрасно знал, что крепостной, который у него
за шпиона в поместье Шабариных, и муки страшные стерпит, лишь бы
получить очередную плату за важные новости. Никитка исправно
докладывал, что творится в поместье соседа.
На самом деле крестьянин не был глуп, как могло показаться. Это
был ушлый хитрован, пусть и в своей среде, с народной такой
хитрецой и пониманием, как правильно угодить. Никитка умел не
только добывать информацию, а порой ещё и выдавать зачатки ее
анализа. По-своему, наивно — но Жебокрицкий ценил Глузда. Ценит, но
никогда этого не признает.