— А выбора-то и нет, — глухо отвечал Емельян Данилович.
— Ничто так не помогает сделать правильный выбор, как нож,
приставленный к горлу, — прошептал я себе под нос, но в голос
сказал: — Я так понимаю, что нужно ехать в город. Куда там, в
Екатеринослав? Рассказывай про город, его правила, что там и как.
Будем думать, как выходить из положения.
— Вы бы это, чай, у Матвея Ивановича спросили бы, барин. У него
есть кто-то знакомый в губернском городе. А что сказать про уклад
городской, слушайте… — Емельян стал мне рассказывать о реалиях
этого мира и этого края огромной Российской империи.
Разговор пришлось все же перенести. Я опаздывал в кабинет — уже
слышался хмельной голос Матвея, который гонял мою дворню и в хвост
и в гриву. Все тут «курвы нерасторопные» и «блудницы вавилонские».
Даже бабу Марфу, которая вышла из кухни посмотреть, что твориться,
или дабы пополниться курьезными новостями, и ту облаял. Нужно идти
к своему крестному, а то наберётся в одно горло, таскай его после
да песни подпевай.
— Так чего убивать меня прибыли, дядька Матвей? Я же едва в себя
пришёл, многое не помню, — начал я разговор.
— Наська говаривала, ягоза этакая, — слова Матвея прямо сочились
любовью к дочери, того смотри и скупую проспиртованную слезу
смахнет. — Знаю я, что память ты потерял. А я ей говорю, что давно
уж совесть и честь ты свою в карты прогулял. Да память дедовью.
Было неприятно это слышать, но что поделать. Особенно упрек про
поруганную память о дедах покоробил. Да я за нее, память эту, в том
числе, воевал, я только лишь в День Победы и позволяю себе пустить
слезу, а он о памяти дедов!
— Дядька Матвей, ты меня не отчитывай, не это… не брани. Скажи,
как оно есть и в чем моя вина. Если видишь выход, так подскажи! Ко
мне тут и разбойники приезжали, так прогнали их, но долги же
отдавать нужно, — сказал я.
— Слыхал я про тех татей шелудивых. Вот ежели б не прогнал ты
их, так точно уже пристрелил бы я тебя, — сказал Матвей и, видимо,
для убедительности, еще и пристукнул по столу.
Как бы хлипкая мебель не развалилась от такой проверки на
прочность. Трещину на одной из ножек стола я уже заприметил. А у
Матвея что, идея фикс такая? Кого-нибудь пристрелить?
— Саблю дедовскую возверни мне! — строго сказал Матвей. — У меня
всяко сохраннее будет.