Всё ясно — приглашение это было принято специально, чтобы
проверить меня на вшивость. А вернее, это была ловушка. Если не
дать бал да не придумать, как выкрутиться, то грядут для меня позор
и полное забвение со стороны общества. Я просто стану
нерукопожатным. Позор, как по мне — дороже денег, но в данном
случае он отчасти и равняется деньгам и вообще уровню жизни. Моей и
тех, кто от меня зависит. Так что и об этом придется думать.
Трое саней и еще телега мчались к своему счастью, уходя в закат.
Ага! Как бы не так! Нет во мне столько саркастической желчи,
столько иронии, чтобы описать наше путешествие подобным поэтическим
слогом. Рвутся наружу лишь маты, которые более насыщены теми
эмоциями, что пришлось пережить.
То снега по пояс — вязнет телега, то грязь, и уже сани не могут
проехать. А дороги? Степь да степь кругом! И замерзающих пьяных
ямщиков, для разнообразия пейзажа, что-то не видать. Я был в этих
краях, это ведь все те же места, где я на пузе с автоматом ползал.
И сейчас тут все очень мрачно, не по той причине, как было ранее,
бомбы и сражения — это страшно, но хотя бы понятно. Тут безнадега
была иной.
Нет, рядом достаточно много городков: Бахмут, Луганск,
Дебальцево, Славянск, Старобельск. И все они стоят, в общем-то,
недалеко друг от друга. Но когда скорость передвижения составляет в
среднем два мата на метр пути, или километр за миллиард сожженных
нервных клеток, сложно думать о цивилизации вокруг. Она кажется
далекой, как те звезды.
Узнав многое о положении моих дел, я стал догадываться, что
время разбирательства по неуплате залога за имение специально было
выбрано так, чтобы я, то бишь ответчик, на него не прибыл. По таким
дорогам сложно даже морально решиться выехать, не то чтобы вовсе
добраться до столицы губернии, Екатеринослава.
Кто-то очень хотел, чтобы меня не было на судилище. В такое
время, когда зима понемногу отступает, а весна еще только совершает
«потягушечки» в постели и не рвется просыпаться, добрый хозяин и
собаку во двор не пустит. Тут бы дома быть, какао с чашечкой кофе
попивать, да грелку на все тело, чтобы только приличной была и по
любви, а не за страх. И это… чтобы только со мной была, а не как
некоторые тут, лишь бы мужик, а какой именно — то вторично.
Но мы, наша дружная группа единомышленников, мои друзья, стойко
переживали все тягости и невзгоды. А кто для меня Емельян? Друг,
конечно! Из тех, кто уже губы в кровь искусал, борясь с жаждой меня
пристукнуть тайком. Но этот ладно, он бурчит, да ничего не
предпринимает. А вот Прасковья, которую я взял с собой, так как
имел некоторые планы на нее, та прямо революционерка. Заявила мне
на первой почтовой станции, что не ляжет со мной в постель, и даже…
о Боже… не задерет платье в каком леску по дороге. И это была такая
угроза, с таким ожиданием моего раскаяния, что мое: «А я об этом и
не думал» повергло дамочку в шок.