И мечтает вернуть ее в горестный мир.
Ходят слухи, что сам он – королевский бастард,
Но король много лет посмеялся назад
Над словами о том, отвергая их блеск,
Сохраняя соратнику жизнь и успех.
А оплатой тебе будет радостный год,
На который ты наш потеряешь надзор,
Избежишь ты преследований и арестов,
И внимания неугомонных гвардейцев.
И любой твой проступок в указанный срок
Будет тут же забыт и потерян,
Всех любовниц твоих кровеносный поток
И твое утверждение зверя,
Что тела их терзает, как прежде мое,
Для закона останется мягкой игрой.
– Ты исторгла меня в этот мир для потерь,
Мне по прежнему снятся твои плоть и постель.
Твоя грудь как вулкан, облака-поцелуи,
Привлекает к горячей вершине тугой,
А кровать твоя – храм, должен где побывать
Каждый в жизни своей верноподданный твой.
За убийство хочу ложь меж бедер твоих,
Снова сладость твою с изумленьем вкусить,
Ощутить твои губы на святом напряженьи,
И в тебя совершить неземное вторженье,
Меж твоих ягодиц изверженье свершить,
Знаменуя отказ от чудес размноженья.
Я устал для всех прочих невнятных растрат,
Твои прелести только мой пламень манят,
Мне нужны нынче тонкость и невинности мрак,
Тонкой талии блеск, рифмы ловкая грань,
Я свершу с наслажденьем, что ты ждешь от меня,
Если вновь ты во мне возродишь короля.
– Миновали года развлечений и страсти,
Расцвели мандрагоры в полуночных садах,
Мне в твоих больше нет наслажденья объятьях,
Я не вижу тебя в изворотливых снах.
Лучше я пересплю с трупом сладкочервивым,
Прокаженным отдамся, мудрецу, палачу,
Чем позволю себе перестать быть брезгливой,
И в себя полукровку я вновь допущу.
Злость меня обнимает, кровью жаркой полна.
– Если так, то прошу твоего молока,
Чтобы сил его пряных мне позволила ярость
Превзойти в неминуемой схватке врага.
И сжимает она королевскую грудь,
В губы ткнула мне черный упругий сосок,
И закрыл я свои в восхищеньи глаза,
И заполнил мой рот животворный поток.
Вязкой жидкости горечь раны полнит мои,
Грудь, конечности и возрождает огни,
Утонувшие было средь дней безутешных,
В распорядка уныньи пустом и прилежном.
Снова стал я к безумью готов соблазненья,
Одолев суетливый тайфун обновленья,
Разорвавший на клочья мою злую судьбу.
Ухмыляясь, меня изучает полковник,
И в глазах его похоть с тоской верховодят.
Распаляя себя, он склонился вперед,
Грудь вторую сжимает, пытает и мнет,