— Тебе здесь можно, а мне нельзя, да? А как назвать, Доброня не
решил еще? Отец что говорит?
— Да я же из-за Никани осталась! Кабы не она, убежала бы быстрее
вас, дураков! — Мать с досадой кивнула на невестку, потом
опомнилась и со спокойным лицом продолжала: — А, ладно, где
наша не пропадала! Ничего с нами не случится, боги милостивы, это я
так, на всякий случай… Дружина у нас хорошая, вон еще полторы сотни
пришли, да мы этих чуд-юд заморских в Волхове перетопим!
Дивляна знала, что это все говорится для спокойствия Никани, но
облегченно вздохнула. Быстро обернувшись, мать сделала ей страшные
глаза, и Дивляна тоже улыбнулась.
— Вольга же меня привез, — сказала она. — Значит, тоже знает,
что здесь не опасно. Иначе разве бы он меня повез сюда? Что он,
дурной совсем?
— Вольга! — проворчала мать. — Рано Вольга тобой распоряжаться
стал, отец еще вздует его за такие дела!
— Да чего он сделал!
— А кабы сделал чего, тогда еще не тот разговор был бы!
Но Дивляна знала, что мать ворчит и ругается не всерьез. Еще на
той свадьбе в Словенске все соглашались, что Вольга — молодец хоть
куда, жених на зависть, да и зять не самый плохой — ведь
плесковским князем будет! У его отца других наследников нет,
плесковичи его любят — кому же и княжий меч вручить после
Судислава, как не ему? И едва ли Милорада на самом деле может
возражать против склонности дочери к такому парню — ворчит просто,
потому что старшим положено ворчать, если молодежь пытается
устраивать свои дела, их не спросясь.
Успокоившись, Дивляна уселась на ларь, сняла платок, отвязала от
пояса гребень и стала расплетать косу. Она еще была полна
впечатлений от встречи с Вольгой, ей вспоминался звук его голоса,
тепло его рук, блеск глаз. Все это было ее сокровищами, и она
перебирала воспоминания, как драгоценности в ларце. Душевный подъем
наполнял девушку теплом, все в ней пело от сознания, что они
увидятся снова, сегодня же, и завтра, а потом еще и еще… О битве, в
которую он вот-вот отправится, она совсем не думала.
…Кто-то вдруг тронул ее за плечо. Дивляна открыла глаза и
увидела склонившуюся над ней мать.
— Вставай! — позвала Милорада. — Идут уже.
— Кто идет? — Дивляна села на лежанке.
Летом, когда не было нужды в печке, она с сестрами и челядинками
спала в повалуше — просторном чердаке, куда вела лестница из сеней.
Стоять в полный рост здесь можно было только в самой середине, а
вдоль стен было устроено несколько лежанок. Тут же помещались
большие лари с одеждой и девичьим приданым. Сейчас, когда дети и
часть челяди уехали, в повалуше спали и сами Домагость с Милорадой,
чтобы освободить внизу место для собравшихся ратников. Собственный
дом теперь ничем не отличался от гостиного двора, и Дивляна уже
почти привыкла везде натыкаться на чужих людей. Весенней ночью было
еще прохладно, и она спала, забившись под овчинное одеяло, во всей
одежде, в двух рубашках и кожухе.