Стоявшего у окна звали Камбер. Он был герцогом Эрдером,
владетелем северных земель. Один из самых знатных дворян
королевства, опытный и умелый воин, Камбер возглавлял Коронный
Совет, правящий ныне остатками государства, и носил звание регента.
Здесь, в Шоненгеме, родовом замке дома Эрдеров, иберленская армия
заняла свои позиции в ожидании весны. И в ожидании того, как весной
по просохшим дорогам к ним подступятся армии врага.
Камбер Эрдер в сердцах помянул нечистого. Отвернулся от окна,
прошел в глубь комнаты, к большому письменному столу. На столе
лежала придавленная по краям тяжелыми бронзовыми статуэтками карта
королевства и окрестных земель. Регент склонился над ней. Согнув
спину и прищурив слезящиеся глаза, он внимательно всмотрелся в
карту, как делал за последние дни не раз.
Этот замок, поначалу представлявшийся последним надежным
убежищем, в действительности оказался ловушкой. Отступать из него
было уже некуда. Дальше к северу лежали одни только Каскадные горы,
за перевалы которых ни один смертный не поднимался уже тысячу лет.
Говорят, там правят фэйри, и людей в их владениях ожидает лютая
смерть. Южнее же Шоненгема раскинулись центральные области страны,
ныне захваченные чужеземцами. Даже столица Тимлейн оказалась в
кольце осады. Некоторые в Коронном Совете изначально предлагали
держать оборону там, в главном городе королевства, но Камбер еще
осенью настоял на отходе в свою родовую крепость. Тут, по крайней
мере, они могли продержаться на несколько месяцев дольше. Тогда
герцогу Эрдеру казалось, что в этом есть смысл.
Теперь Камбер не видел смысла ни в чем. Постоянные заботы и
тревоги подточили его. Герцог был уверен, что вот-вот свалится с
ног. Очень болели и слезились глаза. Их жгло постоянно, уже много
дней подряд. Еще сильнее раскалывалась голова. Почти терпимо утром,
чуть похуже к вечеру, и совсем остервенело — по ночам. Боль сжимала
череп тугими тисками, заставляя порой путать дневную явь с ночным
бредом. Временами ему чудилось, он слышит призрачные голоса, и эти
голоса смеются над ним.
Слуги, замечая испытываемые их господином страдания, тихонько
перешептывались и предлагали позвать лекарей. Камбер в ответ только
молча сжимал зубы. Соратники, в отличие от слуг, не говорили ни
слова — лишь отворачивались и молчали.