Тяжелое молчание повисло в вагоне, словно густой, невидимый
туман. Николай замер, уставившись на уже написанные строки
отречения от престола за себя и за своего сына. В голове боролись
противоречивые чувства. С одной стороны, решение, казалось, было
принято, как болезненный, но необходимый шаг ради спасения страны
от еще большей смуты и кровопролития. С другой – осознание того,
что он сейчас пишет, казалось нереальным, противоестественным. Он,
самодержец, помазанник Божий, добровольно отказывается от власти,
перечеркивает вековые традиции и собственное предназначение.
Мысль о передаче короны брату, великому князю Михаилу
Александровичу, возникла не сразу. Были долгие, мучительные
размышления, взвешивание всех "за" и "против". Николай знал Михаила
как человека честного, благородного, но, возможно, недостаточно
твердого для того, чтобы удержать распадающуюся империю в своих
руках в этот критический момент. Однако, в сложившейся ситуации,
когда армия и народ фактически отвернулись от него, передача власти
прямо к малолетнему Алексею могла спровоцировать еще больший хаос и
регентство, исход которого был совершенно непредсказуем. Михаил,
будучи взрослым и имея определенный авторитет, казался меньшим
злом, последней надеждой на сохранение хоть какой-то
стабильности.
Николай вновь взял в руки дрожащее перо. Чернила казались
густыми, неподатливыми, словно сама судьба противилась его решению.
Каждая буква выводилась медленно, мучительно, как будто он
выцарапывал их из собственного сердца. В этот момент он чувствовал
себя не императором, принимающим важное государственное решение, а
скорее отцом, пытающимся уберечь своих близких от неминуемой беды,
пусть даже ценой собственного унижения и отречения от всего, что
составляло смысл его жизни.
— в пользу брата моего, великого князя Михаила Александровича, —
писал он, и эти слова звучали в его голове как похоронный звон по
прежней России, по его мечтам и надеждам. Он понимал, что это
отречение – не просто передача власти, это попытка переложить
непосильную ношу на плечи другого человека, любимого брата. Он не
мог знать, примет ли Михаил этот крест, хватит ли у него сил и
решимости. Но в тот момент это казалось единственно возможным
выходом, последней соломинкой, за которую отчаянно хваталась
тонущая страна. Конец.