После обеда я вернулся в кабинет. Вместо того чтобы разбирать
текущие дела или новые донесения, я снова достал из запертого ящика
дневник Михаила. Сел в кресло у окна, через которое пробивались
лучи послеполуденного солнца, и погрузился в чтение более ранних
записей. Пытался понять характер человека, чье тело я занимал, его
отношения с семьей, с братом-императором, его взгляды на политику,
на войну. Он представал человеком мягким, не слишком амбициозным,
искренне любившим Наташу и детей, ценившим армейскую службу, но
явно тяготившимся придворными интригами и большой политикой. Он не
был рожден для роли самодержца в эпоху потрясений, это становилось
все очевиднее. Это знание немного примирило меня с моей миссией, с
тем решением, которое я принял и зафиксировал в Манифесте. Я не
отбирал власть – я подбирал ее там, где прежний владелец оказался
не в силах ее удержать.
Солнце уже заметно клонилось к западу, когда я отложил дневник.
Манифест отправлен Джонсоном в «Новое время». Решение принято. Но
публикация документа – это только начало. Что будет завтра утром,
когда новость разлетится? Хаос? Неподчинение? Попытки Временного
комитета перехватить инициативу? Мне нужна была хоть какая-то опора
здесь, в Гатчине. Сила, на которую можно было бы опереться в
первые, самые критические часы.
Я вызвал дежурного адъютанта. – Попросите ко мне немедленно
ротминистра Казакова, командира нашей жандармерии, – приказал я,
когда тот явился. Я выбрал его не случайно – по некоторым косвенным
упоминаниям в бумагах и служебных записках, он считался человеком
чести, монархистом старой закалки, и его жандармы расквартированный
здесь, в Гатчине, сохраняли относительный порядок и дисциплину на
фоне общего разброда.
Он, высокий седеющий офицер с прямой как палка спиной и
усталыми, но ясными глазами, появился через четверть часа. Он
вытянулся в струнку перед моим столом. – Ваше Императорское
Высочество, Ротминистр Казаков по вашему приказанию прибыл!
Я встал из-за стола, показывая серьезность момента. – Алексей
Никитич, у меня к вам важное и совершенно секретное поручение.
– Слушаю, Ваше Высочество, – голос был спокоен, но во взгляде
читалось напряженное внимание.
– Завтра утром, – я понизил голос, – к девяти часам, вы должны
собрать на плацу перед дворцом наиболее надёжные, лояльные части
гарнизона Гатчины. Не весь гарнизон, подчёркиваю, а именно тех
офицеров и солдат, в чьей верности присяге вы абсолютно уверены.
Казаков не шелохнулся, лишь его брови чуть сошлись на
переносице.