Я аккуратно закрыл дневник, промокнул чернила. Теперь в этой
тетради была моя версия событий, вплетенная в канву жизни
настоящего Михаила. Маленькая ложь во имя большой цели? Или просто
еще один шаг в трясину самозванства, облегченный чужой памятью?
Внезапно перед глазами встал другой образ из учебников истории.
Лжедмитрий. Самозванец на русском престоле. Я невольно усмехнулся –
какая ирония. Я, попавший сюда из другого времени, занявший тело
Великого Князя, пишущий фальшивые записи в его дневник и
готовящийся принять верховную власть под его именем… Чем я не
Лжедмитрий двадцать первого века? Разве что за мной не стояли
поляки с саблями, да и цели у меня вроде бы иные – не захватить, а
спасти, как я это понимал.
Но от этой мысли по спине пробежал холодок. История самозванцев
в России редко заканчивалась хорошо. Растерзанный толпой
Лжедмитрий, казненный Пугачев… Судьба тех, кто дерзнул выдать себя
за другого, особенно за представителя власти, часто была страшной.
Конечно, моя ситуация была иной. Кто поверит в правду, даже если я
сам расскажу? «Пришелец из будущего» – звучит как бред
сумасшедшего. И все же… где-то в глубине души шевельнулся страх.
Страх разоблачения, пусть и маловероятного. Страх того, что обман
вскроется, и тогда… Что тогда? Ярость обманутых людей? Ненависть
тех, чьи планы я спутал? Последствия могли быть непредсказуемыми и,
скорее всего, кровавыми. История имела свою инерцию, и тот, кто
пытался ее сломать, часто оказывался под ее обломками. Ощущение
себя Лжедмитрием было не просто исторической параллелью, оно несло
в себе привкус реальной, смертельной опасности.
Я убрал дневник обратно в ящик стола и повернул ключ. Нужно было
гнать эти мысли. Страх – плохой советчик. Я сделал свой выбор,
написал манифест, отправил его. Теперь нужно было действовать, а не
дрожать призраков прошлого.
Оставалось ждать. Я сел в кресло у камина, где еще тлели угли.
Мысли метались между прошлым Михаила, которое я пытался понять по
записям в дневнике, будущим России, которое я пытался сформировать
своим манифестом, и моим собственным шатким положением самозванца
поневоле. Время шло. Мартовский ветер завывал за окнами, где-то
вдалеке тоскливо скрипнула ставня. Часы на камине мерно отсчитывали
секунды, приближая полночь. Момент, когда мое решение станет
достоянием гласности. Я взглянул на часы. Без пяти минут
двенадцать. Я подошел к окну. Темный парк. Одинокие огни. Тишина
дворца, полная ожидания и затаенного страха. Часы пробили полночь.
Там, в Петрограде, в редакции «Нового времени», вскрывают конверт.
Началось. И пути назад уже не было, ни для меня, ни для России.