- Я тебе не говорил? – признался Андрей. - При получении
паспорта хотел взять фамилию матери, чтоб не так… выделяться. Батя,
узнав, достал офицерский ремень. Сказал «снимай штаны». Он меня
всего раз порол, в четырнадцать, когда я загулял с девочкой и
пришёл после двенадцати ночи, с запашком. Да и то – чисто
символически, единожды влепил, чтоб знал: коль повторю, влетит по
самые помидоры.
- Что, почти взрослого шестнадцатилетнего – ремнём?! Ну и
зверь!
- Нет… - воспоминания были не самые приятные, но он продолжил. –
Только пригрозил. Сказал, что фамилия у нас великая, не им одним
прославленная. Тут я не понял, мой дед и папины браться – люди
очень простые, он и объяснять не стал. Веско так: ты должен с
гордостью произносить «Я – Гагарин».
- Как же тебе хреново, понимаю. Мои родители умерли, сестра ещё
раньше. Так что за Харитонова только перед собой отвечаю. А ты в
глазах всего Звёздного – не Гагарин, а сын Гагарина. «Того самого
Гагарина». Горошек «Глобус» и болгарский кетчуп в стеклянной банке,
я их впервые увидел только после перевода в отряд космонавтов, ты
наверняка с детства трескал. Как и печень трески, чёрную икру,
заливные оленьи губы, правильно?
- Издеваешься, командир? Сейчас залью слюной весь отсек. Как от
мамки уехал в училище, питаюсь наравне со всеми.
- Бедняжка, как же выжил без печени трески? Не, я серьёзно.
Теперь расплачиваешься.
- Да! Поэтому упал перед папкой на колени: делай что хочешь,
напрягай все космические и цековские связи, но пусть меня отправят
на «Салют-13». Именно сейчас. Всю станцию разберу и соберу по
винтику – прямо в космосе и с закрытыми глазами. Если действительно
удастся что-то серьёзное, поймут – я не просто его сын. Сам тоже
чего-то стою.
Харитонов помрачнел, молчал минуты две, потом выругался.
- Если бы ты сказал на Земле… Едрёна вошь, я же догадывался!
Лететь с тобой – что курить на пороховом складе. Будешь искать
повод для геройства – угробишь и себя, и меня, и станцию. Если
что-то от неё осталось.
- Изволишь сойти? Немного поздновато. Пошёл обратный отсчёт у
ионного движка.
Стыковочный узел корабля позволял перейти на другой космический
аппарат, не выбираясь в открытый космос. Но в буксире нет
обитаемого объёма. Зато предусмотрены разъёмы трубопроводов, в
«курчатов» хлынул жидкий криптон, рабочее тело для ионного
двигателя. Когда дозаправка закончится , «вагончик тронется, перрон
останется». У ионной силовой установки высокий удельный импульс, то
есть для создания тяги требуется гораздо меньше расхода рабочего
тела, чем сгорающего топлива в паре керосин-кислород. Трое суток
придётся ощущать отрицательное тяготение, словно приборная панель
находится внизу под людьми, и пилоты не лежат на креслах, а висят
на привязных ремнях мордой вниз. Но так как ускорение малое, а
советский офицер обязан стойко переносить все тяготы воинской
службы, товарищ Козлов, Главный конструктор корабля, для упрощения
сооружения не предусмотрел разворот кабины, объяснив данную
неприятность космонавтам всего одним словом: «потерпите».