- Смотри в иллюминатор, - посоветовал Харитонов, закончив доклад
о начале движения под ионной тягой. – Особенно через визир
фотоаппарата. Выкрути увеличение на восьмёрку. Здорово смотрятся
грозы сбоку, когда грозовая туча резко обрывается. Видишь весь
облачный слой, словно в разрезе. А молнии – как искры в вате.
Поднимемся на стационарную, чудо закончится, Земля станет маленькая
и плоская. Можем вступать в лигу плоскоземельщиков и клясться, что
видели слонов и черепаху с той стороны.
- Так обед по расписанию, командир, насмотрюсь потом. С
Байконура не ели. Стоп! Ни слова про печень трески.
На фоне расходов по обеспечению пуска космическая еда – даже не
пылинка в общем бюджете, а, скорее, молекула, даже если бы трескали
конфеты в обёртках из сусального золота. Но в Институте авиационной
и космической медицины настаивали на самом простом рационе.
Единственно, после попытки отравления Гагарина и Леонова в полёте
на Луну их пища проверялась тщательнее, чем на столе Генерального
секретаря. Чем закончилось то расследование, большинство не в
курсе. Непосредственных исполнителей посадили, а кто был заказчиком
– молчок. Алла Гагарина принесла с работы сплетню, что доказали
причастность ЦРУ, но выменяли наше молчание на какие-то уступки с
их стороны. Но, скорее всего, это всего лишь слухи и догадки,
которые бродят по околокосмическим учреждениям. Да и столько лет
прошло…
У Аллы Маратовны, мамы Сапфира-2, возраст приблизился к
полтиннику, и она осталась одной из самых красивых женщин этого
поколения, широко известной в СССР, ей объективно больше тридцати
пяти не дать. У Андрея теплело на душе, когда вспоминал её:
одевается как молодуха, а не предпенсионная бабища, все сверстницы
расплылись, за собой некоторые следят, а кто и сдался, многие даже
не красятся, списав себя в бабушки. Мама надевает юбки с разрезом,
вышагивает на каблуках не менее десяти сантиметров, папа рядом с
ней шею тянет до хруста. Он смирился с тем, что немного ниже,
наверно, ещё четверть века тому назад.
Сын вышел в отца – русый, чертами круглого лица похож, всего
метр семьдесят, и нет такой задорной улыбки. Правда, с возрастом
Юрий Алексеевич начал улыбаться иначе, скорее
отечески-покровительственно. На его пополневшем лице бывшего
партчиновника уже нет той печати кипучей энергии, что бросалась в
глаза на агитплакатах шестидесятых годов: «советский человек –
первый в космосе» и «советский человек – первый на Луне».
Добавилась всепонимающая грусть. Главный лётчик-космонавт СССР ещё
не состарился, но слишком уж повзрослел.