Когда кабина встала второй раз, то я снова подумал, что мы
застряли. Но Прохор встрепенулся, толкнул дверь, а когда та не
открылась, заколотил по ней кулаком.
– Отворяйте, порченые! – сурово заорал мужик. – Запустили всю
технику, окаянные! Нихрена не работает. Плетьми выпорю, выродки
убогие!
Снаружи раздались торопливые шаги. Что-то затрещало, заскребло,
и дверь рывком распахнулась. С той стороны на нас смотрели два
чумазых человека в обносках. Ближе ко мне стоял крепкий, но
глубокий старик. Косматый, неухоженный и бледный, он испуганно
смотрел на меня одним красным глазом. Второй, затянутый бельмом,
таращился в пустоту.
Рядом со стариком замер молодой невысокий курносый паренек в
дырявой кепке набекрень. Тоже красноглазый. Огненно рыжий и
веснушчатый, он смотрел волком и всячески избегал моего взгляда.
Его простая одежда была на несколько размеров больше, чем
требовалось. Из дырявых штанов торчали острые коленки, а плечи
испачканной в саже рубахи доходили едва ли не до локтей. Лет
семнадцать-восемнадцать, не больше – на чумазом лице даже юношеский
пушок не вылез.
– Рады видеть в добром здравии, барин, – виновато улыбнулся
старик. – За технику простить просим, но без деталей и инструментов
мы починить ничего не сможем, а вы сами денег не дали и…
– Ты что, морда наглая, барина обвинять удумал?! – Прохор чуть
не задохнулся от услышанного.
– Мы просто говорим, как есть, – взял слово рыжий паренек. Голос
у него оказался звонкий и приятный.
– Молчи, Олежка, – шепнул одноглазый старик. Он положил руку на
голову парня и заставил его поклониться, после чего и сам согнулся
в три погибели. – Простите нас, барин.
– Михаил Семенович, – Прохор посмотрел на меня. Несмотря на
суровый тон, в его глазах отражались страх и надежда. Врать он не
умел. – Я сам их выпорю завтра. Негоже графу руки свои о порченых
марать…
– Не надо никого пороть, – велел я и вышел из лифта. – А деньги
на технику выдели. Все должно работать, как часы.
Биение сердца в голове стало явственнее.
Старик и пацан быстро сместились в сторону. Голов они не
поднимали, но повернули их так, чтобы удивленно посмотреть мне в
след. Мы находились в просторном помещении. Чем-то оно напоминало
мне столичное метро: необычная архитектура, отделка плиткой,
мозаика на стенах и тусклые лампы под самым потолком. Повсюду
витает запах сырости и старости, смешанный с визуальными величием и
красотой.