С этими словами Аллах-Дад посмотрел на притихшего Мухтаара.
Продолжил:
— Завтра утром мы уходим дальше в горы. Хватит с нас
бессмысленных смертей. Хватит лить кровь наших братьев попусту.
— Что? Но отец! — Изумился Имран.
— Ты не понимаешь, что ты делаешь, — прошипел Наби. — Ты обещал
Стоуну и Абади, что…
— Молчать… Мое слово тут — закон, — сказал Юсуфза угрожающие, —
если кто-то считает иначе…
Захид-Хан потянулся за своим оружием и взял кривой нож в черных
лаковых ножнах, что носил обычно за кушаком.
— … Может его оспорить прямо сейчас. Но знайте, мои возлюбленные
сыновья, что я не стану щадить того, кто дерзнет усомниться в моей
правоте.
Имран глубоко дышал, стараясь удержать свои чувства в руках.
Наби колко сузил глаза, не сводя взгляда с отца.
— Это мудрый поступок, отец, — сказал Аллах-Дад. — Пусть чужаки
подавятся своими деньгами. Пусть американец сам идет убивать
пограничников шурави.
Захид-Хан обратил к Аллах-Даду бесстрастное лицо. Наградил сына
холодным взглядом.
— Выйти всем, — сказал он. — Я должен отдохнуть перед завтрашним
переходом.
Снаружи бушевало. Пряча лица от непогоды, сыновья Захид-Хана
покинули большую отцовскую палатку. Отправились к своим.
— Он выжил из ума, — перекрикивая ветер и дождь, сказал Наби,
догнав Имрана, — он сам не понимает, отчего отказывается!
— Без достаточного числа припасов мы все умрем в горах, — угрюмо
сказал Имран. — Люди уйдут от нас, а старые враги станут искать. Ты
был прав. Отец стал слишком стар и нерешителен. Он боится. И его
страх будет стоить нам и денег, и жизней.
— Шамабад должен гореть? — Спросил Наби, украдкой оборачиваясь и
провожая взглядом остальных своих братьев.
— Должен, — согласился Имран, замерев у входа в свою палатку, —
Но чтобы это случилось, нам нужно показать им всем — время
Захид-Хана Юсуфзы прошло.
— Ну как ты, Клим? Разговаривал с отцом? — Спросил я.
Клим утер чумазое после земляных работ лицо. Вздохнул, наблюдая
за тем, как бойцы выбираются из, недавно вырытого ими капонира для
БТР-70, что должен был остаться на Шамабаде на следующие несколько
дней.
Это была та самая машина, что присутствовала у моста, в момент
обмена пленными. Вместе с ней на Шамабаде осталось и стрелковое
отделение под командованием белобрысого старшего сержанта с очень
хищным, тонкокостным лицом и узковатыми глазами.