За Урал краснозвёздные мечты мечи
или просто тибетскою тайной молчи,
в быстротечной могиле Чапая
от прилива крови утопая…
* * *
В день бездумный и промозглый
от глубин весенних чащ
до костей и вглубь, до мозга,
воздух длинен и кричащ.
Ветер в хлопотах довольных
дни и ночи напролёт
звон от струн высоковольтных
в шапку ельника кладёт.
И, похрустывая веткой,
к жгучей радости крапив,
шаг зари в обувке ветхой
по земле нетороплив.
ЦВЕТМЕТ
Мой пламенный философ, – карантин!
Ещё ты помнишь фа́нтомное жженье,
ведь кабель, что, как жизнь, под напряженьем,
на кисть тебя вчера укоротил.
Но, вырастая в глиняный колосс,
по рельсам ты блуждаешь без утайки
и, возле шпал откручивая гайки,
назавтра пустишь поезд под откос.
И, сердце метанолами храбря,
нажатием моих нелепых клавиш
в лесу ты август, как резину, плавишь,
надеясь добрести до октября.
Вот камень, что алхимиком готов:
смотрите, если кто-то не заметил –
сгущенье алюминия и меди
даёт в итоге золото годов.
* * *
Не о том я пока пою,
строки кровью своей пою,
и они набухают в плоть,
как Господь.
В то, что пишешь, и сам не верь –
сердце заперто, словно дверь,
а ключи высоко звенят –
глубоко в меня.
Это было и будет так:
ночи синей дерёт наждак,
вместе с кожей за стружкой слов
обнажает зов.
И шепчу я на свой ушиб
и в воде, и в огне души –
за дуду мою да рожки
утопи! сожги!
Отрывается календарь,
стих кружится куда-то вдаль,
по нему я – как по жнивью,
но ещё живу.
* * *
Колодезная рябь –
на хруст, как всхлип ребёнка,
пелёнка рвётся тонко
о льдинку ноября,
где огненный сазан,
набухнув пухлой брюквой,
мелькнёт нелепой буквой,
плывя реке в казан.
Раз так заведено –
в круги проплыть от камня,
что в Лету гулко канет,
ударившись о дно.
Моря спадают ниц,
к луне отходят воды,
и кесарь время водит
по лону рожениц.
НЕ ВЕРТЕР
Сегодня жгут венки осеннего родства…
В поношенном фуфле служитель культа,
от тяжести метлы до прутика устав,
размешивает грязь, что чистый скульптор.
Ваятелю бы сесть, пивка перемешать
с тем, что до десяти теперь «не катит»,
но с грубого смешка – стоящего мешка –
он далее по тексту тачку катит.
Валяй, тащи её – бреди себе сизиф,
на труд твой наплевал дождливый город,
но в странный день родства – ты молод и красив,
пока ещё асфальтом не расколот.
С пылающим венком по скверам и садам
лети в свою бессмысленность, как ветер.
Слова твои я всем, конечно, передам,