Я использовал удочку с лёгкой оснасткой, с перовым поплавком и маленьким грузилом, так что получалось известное уженье на медленно тонущую насадку. В насадку пошло то, что оказалось под рукой и быстро приготовлялось: мятый хлеб, круто заваренный геркулес, собранные по пути к реке кузнечики, белые комочки сала, выковырянные из колбасы, и прочее. Уже сидя в лодке, я пополнил ассортимент насадок пойманными на камышах жучками и мотыльками, и собранными с нижней стороны лопухов мелкими пиявками (клепсинами). Погода была прекрасная, устойчивая, безветренная. Клёв пошёл сразу и практически на любую насадку, хотя разные рыбы более жаловали разные насадки. Набор рыб был стандартный. У дна клевала плотва, чуть повыше – окунь и густера, краснопёрка брала вполводы, но иногда и глубже, а иногда и поверху. В верхних слоях бесчинствовала уклейка. Когда в одном месте клёв ослабевал, я перемещался на сотню метров, и всё повторялось. В каждом месте перед началом ловли я бросал в воду отжатый комок намоченных хлебных крошек и зёрен геркулеса. Крупной добычи не было, ни одна из рыб не превышала 200 г., но к 8 часам я уже набрал больше 2,5 кг. Поскольку клёв явно ослабел, я решил, что свою задачу выполнил и поплыл на стан. Примечательно, что на одном из последних забросов засеклась мелкая плотва, а на вытяжке её схватил полукилограммовый щурёнок. Я даже поднял его из воды, но ему это не понравилось, он разжал зубы и ушёл восвояси. Конечно, зацепить его всерьёз крючком №4 было невозможно.
Такая же картина наблюдалась и на следующей зорьке.
В другой раз я сплавлялся по Угличскому водохранилищу и в верховьях его обнаружил длинный затон, протянувшийся параллельно Волге. Затон был проточным: устье его открывалось в реку, а в середине он сообщался с рекой широким мелководным проливом, сплошь заросшим водорослями. К проливу выходили два мыса, обросших по краям камышовыми стенами. Сначала я ловил под нижним по течению мысом, который слегка изгибался, образуя небольшой залив. Благодаря отсутствию здесь течения и безветрию, я поставил лодку в средине залива и стал облавливать доступные места под камышами и в окнах среди кувшинок. Тут нужен был точный заброс на расстояния 7 – 8 метров, чтобы не зацепить крючок за водную растительность. Глубина не превышала нигде 1,3 м. На лёгкую оснастку с медленно тонущей насадкой охотно брала средняя и мелкая краснопёрка, изредка окуньки. С каждого пятачка удавалось взять не больше трёх рыб, потом клёв тут кончался. Несколько раз я перемещался тремя-четырьмя гребками, приближаясь к новым местам. Скоро, однако, эта ловля мне наскучила, и я перебрался к верхнему мысу. Здесь между полосой камышей и сплошной тиной, заполнявшей пролив, обнаружилась полоса чистой воды шириной не более 3 м. и глубиной менее метра. Я тихонько загнал лодку на плотный ковёр водорослей, вполне заменявший якорь, и стал бросать насадку (небольшие комки плотной геркулесовой каши) к самым камышам при спуске от поплавка около 80 см. Водоросли одновременно скрывали лодку и меня от рыбы. За первым же забросом вскоре последовала внятная поклёвка, но не «краснопёрочого» типа. Увы, подсечка не вышла. Ещё 2 – 3 заброса, картина та же: рыба насадку берёт, но не подсекается. Я подумал, что неправильно подсекаю, как привык подсекать краснопёрку. При следующей поклёвке, я сделал выдержку, и вместо лёгкого резкого рывка подсёк плавно, небольшим движением кисти. Рыба зацепилась и была без проблем вытащена. Это оказался упитанный серебряный карась, грамм на 300. Мне удалось здесь же вытащить ещё двух карасей, но последний, самый крупный, заметно сопротивлялся и, видимо, вспугнул стаю. Итак, в ассортимент рыб, ловящихся в полоях, входят и караси. Но их надо вовремя определить по поклёвке.