— Государь, — Чемоданов задрожал, искривившись лицом, часто
заморгал, с трудом сдерживая слёзы.
— А где…, — я запнулся, осознавая, что московский дворянин
пришёл один, похолодел, боясь услышать ответ: — Где батюшка твой? И
Мохина?
— Нет больше батюшки, — покачал головой Василий. — Уже под
Астраханью, когда с Кавказа возвращались, с ногайским отрядом
столкнулись. В той сече и отец, и присланный тобой казак сгибли. А
я чудом ушёл. Вон бок стрелой пробили, супостаты.
— Вот оно, значит, как, — протянул я, всматриваясь в искажённое
страданием лицо друга. — Не ожидал.
— Чего не ожидал, Фёдор Борисович?
— Что всё так обернётся, не ожидал, — я умолк, загоняя
глубоко внутрь поднявшуюся горечь утраты. — Ладно. Что мы посреди
улицы стоим? Пойдём, Василий. Помянем, Ивана Семёновича Чемоданова
и Петро Мохину. А заодно и поговорим, как мы с тобой дальше жить
будем. Никишка, не отставай.
В свою временную резиденцию я вошёл мрачнее тучи. Быстро
прошагал мимо втянувших головы в плечи стрелков, стоящих у дверей,
протопал по опустевшим сеням и переходам в повалушу, порывисто сел
за стол,уперевшись руками в расписное покрывало.
— Вина!
Никифор, кивнув, скрылся за дверью. Стольниками и прочей
дворцовой челядью я так, пока, и не обзавёлся. Хотя нет, есть один,
но и тот сейчас в Ярославле на воеводстве сидит. Впрочем, и особого
желания с этим торопится, не имею. В походе я! Вот и приходится
моимрындам по совместительству обязанности стольников
и чашников выполнять, предварительно скармливая всю снедь и выпивку
местным поварам.
— Садись, Василий Иванович, — указал я Чемоданову место возле
себя. — Раз батюшка твой погиб, ты теперь для меня ближний человек,
- поднял я на юношу тяжёлый взгляд. - Кому теперь и доверять, если
не тебе?
— Как ты догадался, государь? — посмурнел ещё больше Чемоданов,
правильно интерпретировав неприкрытый сарказм в сочащимся ядом
вопросе.
Рынды, замершие у меня за спиной, переглянулись, выступили
вперёд, отгораживая от изменника.
— А это Ваське Шуйскому нужно спасибо сказать. Упредил, —
я усмехнулся, глядя на появившееся в глазах бывшего друга детства
недоумение. — Если бы этот торопыга не поспешил с предъявлением
царского венца народу, я бы тебя даже в мыслях ни в чём не
заподозрил. А так, - Я сделал над собой усилие, разжимая кулаки,
грустно улыбнулся несостоявшемуся убийце: - Просто никто кроме
твоего