— Значит, так и запишем: Шуйские и Ломоть. Ну, Шуйских я так и
так не помилую. Дай только срок. А вот Ломоть.
— Он теперь московский дворянин. В ближниках у самого царя
ходит.
— Стольником ему уже не стать, — отрубил я. — Тут вопрос другой.
Ивана Семёновича я не виню. На дыбе повисишь и не такое расскажешь.
А вот с тобой, дело иное. Ты ведь меня предал, Васятка.
— На всё твоя воля, государь. Казни, как пожелаешь.
— Казни. Кого другого обязательно бы казнил. Да и тебя,
если бы не отец твой, не пощадил. Должен я Ивану Семёновичу. Сильно
должен. Не хочу, чтобы род его прервался. В общем так, - припечатал
я ладонью стол. - Завтра в Мангазею на воеводство поедешь.
Доберёшься, Жеребцова с походом сюда поторопи. И сиди там до тех
пор, пока обратно не позову. Уберите его с глаз моих.
Посадите до завтра под замок, чтобы не умыслил чего.
Я отвернулся, вычёркивая бывшего товарища из своей жизни,
немного выпил, в бесплодной надежде смыть заморским вином
поселившуюся в душе горечь, задумался, незаметно для себя выпав из
реальности.
— Государь.
— Чего тебе? - оглядываюсь я на нерешительно топчущегося в
дверях Никиту Сысоя. — Ступай. Ты мне сегодня не понадобишься.
— Та матушка Дария к тебе просится, государь. Сказывает, весть
для тебя, царь-батюшка шибко важная. А Никифор не пускает.
— Матушка Дария? — уставился я на писаря. — Монахиня?
— Игуменья Тихвинского Введенского монастыря.
— Тихвинского? — в недоумении переспросил я. — Она что
специально сюда приехала. Дария. Дария. Тихвинский монастырь.
Погоди!
В мозгу что-то щёлкнуло, выдав информацию. Так это же Анна
Колтовская! Четвёртая полузаконная жена Ивана Грозного. Ей-то от
меня что понадобиться могло?
***
Светало. Горизонт еле заметно посветлел, начав выделятся
контурами еловых макушек на фоне тёмной стены леса. Деревня уже не
спала. В отсветах десятка костров и густо чадящих дымом факелов
суетились люди, фыркали лошади, бряцало железом оружие. Где-то на
околице сиротливо прокукарекал петух и тут же смолк,
словно испугавшись собственной смелости.
Надо же! Не всей животине вчера шеи посворачивали. И где только
спрятаться умудрился?
Чаплинский недобро усмехнулся, наблюдая за царившим вокруг
оживлением.
От загребущих рук околичной шляхты (мелкопоместная
литовская шляхта) так просто не скроешься; в каждую пристройку
заглянут. Да и казаки, что треть набранного капитаном отряда
составляют, от них не отстают. Потому и хлопает не закрытыми
ставнями каждая попа