отца то место, где шапка Мономаха была
спрятана, указать не мог. Правда, о нём ещё Тараско знал, но если
бы его по дороге в Сибирь поймали, Васька венец на себя ещё осенью
надел бы. Вот и выходит, что знание это из твоего батюшки под
пытками вытянули. А ты мне про ногаев
твердишь!
— Государь! — рухнул на колени Василий.
Вернувшийся Никифор, окинув взглядом открывшуюся картину, быстро
поставил на стол пузатый кувшин, встав за его спиной.
— Что, государь? Мы же с тобой с детства вместе были, Вася! Я
тебя даже не за товарища, за друга своего держал! А ты меня убивать
пришёл? Что хоть пообещали за то?
— Батюшке жизнь сохранить. Шуйский сказал, что лишь опалу
наложит и навечно его либо в Туруханск, либо в Пелым воеводой
сошлёт. Даже вотчину обещал не отбирать.
— И ты ему поверил? Он и батюшке моему верно служить
обещал, и самозванцу в том клялся, — я, проигнорировав движение
одного из рынд, сам налил себе вина из кувшина, чуть помедлив,
наполнил ещё один кубок, кивнул на него Чемоданову. — Пей. Нет уже
Ивана Семёновича больше в живых. Не нужен он теперь
Ваське. Помянем.
Василий припал к кубку, держа его дрожащими руками, выпил
залпом, наверняка не почувствовав вкуса.
— Как хоть убить то меня должен был? Неужто ножом пырнул бы?
— Яд дали.
— Понятно, — кивнул я сам себе. — Оружие подлецов и трусов.
Ладно. Чего уж теперь. Рассказывай, что на самом деле с вами
случилось.
— Мы в Астрахань приехали. Батюшка решил по Волге до Нижнего
добраться, а там уже и Кострома недалеко. Там нас Ломоть и
встретил.
— Ломоть?! Опять?! — я грязно выругался, со всей силы треснув
кулаком по столу. Рынды состроили морды кирпичом, сделав вид, что
ничего не заметили. — Он то там каким образом очутился?!
Всё, достал меня этот проходимец! За каждой второй каверзой его
рожа выглядывает. Он что, вечный?! Сегодня же Грязнову отпишу;
хватит тому без дела в штаны просиживать.
— Нас ждал. Сказал, что это ты его нам навстречу послал.
Батюшка шибко обрадовался. Уже вместе доскакали до Царицына.
Сговорились с купцом и на струге до самого Нижнего добрались. А там
нас уже ждали. Ломоть поселил в доме у своего знакомца, а сам про
обоз на Кострому пошёл узнать. А вернулся уже с
холопами князя Шуйского. Петра сразу зарубили, а на нас навалились
дружно толпой, связали да на Москву и увезли. С тех пор я батюшку
не видел.