— Я по работе много общался с милицией, — заговорил Черский, — и
знаю, как выжигает эта профессия. Кожа дубеет, бесчувственным
становишься. Я знаю, что это. Сам сейчас такой хожу. Это, конечно,
кажется грубостью обычному населению. Но это необходимо, как у
врачей и любых других профессий, которые работают почти забесплатно
с людьми, которые на самой грани. Это очень сложно — брать работу в
руки, но не в сердце, кишки и печенку. Тем более что на такой
работе все чувства замыливаются, потому что нормальных людей почти
не видишь. Видишь человека, и сразу вопрос: «Давно откинулся? Что,
еще ни разу не сидел? Не дорабатываем! Могу, кстати, устроить».
— Ну, попадаются нормальные пострадавшие. Или свидетели. Но они
быстро уходят или вообще прибывают в трупном виде.
— А если чаще — преступление произошло в компании отборнейших
отбросов, — Черскому снова представились угрюмые многоэтажки Белой
Горы, а еще та обычная, неприметная, где был тот самый притон. — И
сложись чуть-чуть по-другому — жертва сама сотворила с обвиняемым
то же самое или даже что-то похуже. А свидетель от обвиняемого
отличается только тем, что первым согласился сотрудничать со
следствием.
— Есть такое. Я сравнительно мало в этой системе работаю, но,
конечно, мир мрачнеет. Кожа дубеет сама по себе, этого почти не
замечаешь. Но есть еще одна, еще более сложная вещь: важно
оставаться человеком. И смертельно важно уметь видеть человека в
любом злодее. В заросшем бомже и в серийном маньяке, который
охотится на маленьких детей с молотком. В любом злодее, даже если
его вина уже завтра будет доказана.
— Это вопрос милосердия?
— Это вопрос криминологии. Я сам человек, и поэтому я могу
понять злодея как человека. Но если я забуду, что он человек, — то
он мне уже непонятен. В этом проблема рядовых бандитов, кстати.
Очень часто в рядовых быках оказываются люди тупые и злобные,
реально нездоровые, с медицинской точки зрения — психопаты. А беда
психопата именно в том, что он не понимает людей. Болевой порог
понижен, мозги набекрень, смерти не особо боится, потому что не
особо любит складывать два и два. Но при этом таким дуболомом нужно
именно командовать, потому что сам он не понимает, что делает.
— Много таких людей стало?
— В том и дело, что их не стало больше, чем раньше. Просто для
них теперь нашлось место в жизни. И даже таких не хватает. На наших
улицах творят беспредел не какие-то особые люди, маньяки там или
прочие психи отбитые. Творят его такие же, как и мы. В одном дворе
росли!