– Я не трогал Халаеву, – повторил Ромка мрачно.
– А улики и свидетельские показания говорят об обратном. Так что советую – соглашайся на чистосердечное. В суде это зачтется. И с прокурором я лично поговорю. И с отцом Халаевой. Ты же в курсе, что он у нас в ППС служит?
– Я её не трогал, – упрямо повторил Ромка. – Когда мне дадут позвонить домой?
Позвонить ему так и не дали, но мать узнала всё сама, в тот же день. Слухи, действительно, расползались по Кремнегорску молниеносно. И позже рассказывали, как она буквально ворвалась в отдел милиции, устремившись прямиком к начальнику. О чем уж они с ним говорили за закрытой дверью, никто не знал, но Ромку сразу же отпустили домой.
– Я её не трогал, даже не прикасался, – сказал Ромка матери уже в машине.
– Я знаю, – процедила она, злая, как фурия.
– Тебя били? Вижу, били. Я им всем устрою. Они у меня ещё ответят, света белого не взвидят.
Мать говорила тихо и зловеще, но потом взглянула на Ромку, и жесткие черты смягчились, а глаза наполнились болью.
– Рома, ты не переживай. Всё уже позади. Скоро этот бред забудется.
Ромка поймал в зеркале заднего вида сочувствующий взгляд водителя Юры. Обычно тот молчал – мать на дух не выносила болтливых. Но тут всё же обронил:
– Боюсь, скоро такое не забудут. Народ у нас как стадо, охотно верит в плохое. И толпой на расправу быстр.
Мать припечатала его тяжелым взглядом, и Юра замолк. Но как же он оказался прав…
17. 17
Мать никогда не бросала слов на ветер.
Она надавила на кого надо, и, в итоге, дело даже открывать не стали. Тот опер, что избивал Ромку во время задержания, уволился, якобы, по собственному, остальные двое – получили выговор за превышение.
Однако всё это ничуть не спасло ситуацию. Наоборот, только хуже стало.
Отбитыми почками и трещиной в ребре Ромка не отделался. В Кремнегорске никто и не подумал, что он невиновен, раз его отпустили. Все решили, что мать его попросту отмазала и дело по ее «заказу» развалили. И теперь «этот мажор-извращенец» гуляет на свободе, упивается своей безнаказанностью и уже присматривает себе новую жертву.
Сплетни росли как снежный ком. В глаза матери пока никто ничего не высказывал, но даже она видела зреющую озлобленность и возмущение. И сердцем чувствовала – добром это не кончится.
Эту неделю Ромка из дома не выходил – отлеживался после побоев. Ну, если не считать единственный раз, когда съездил по настоянию матери в поликлинику, сделал рентген.