Оля со всех ног бросилась к нему, крича что есть мочи:
– Помогите! Там! В парке! Избивают!
– Так, погодите, – нахмурился он, вскрывая только что купленную пачку сигарет. – Ещё раз и спокойнее. Кто, где, кого избивает?
– В парке! – Оля указала рукой. – Мы гуляли с Ромкой, никого не трогали… они там сидели… Чепрыгин там… набросились на него… они же его прямо сейчас избивают! Что вы стоите?
– Чепрыгина? – ППСник щелчком выбил сигарету и закурил.
– Да нет же! Чепрыгин избивает с друзьями моего Ромку! Стрелецкого!
– Стрелецкого? – он прищурился, поджал губы.
– Да скорее же! Ну! Эти подонки его ведь сейчас покалечат!
Но он лишь затянулся, не реагируя больше на ее крики.
– Вы! Да вы… – Её лицо исказилось. – Милиция называется. Да вы сами такие же, как они.
– Э! Договоришься сейчас…
Она махнула рукой и припустила назад, к парку. У ворот притулилась огромная корявая ветвь тополя, обломанная в недавнюю грозу сильным ветром. Листья её уже пожухли и сморщились. Оля без раздумий прихватила эту корягу и ринулась к парням. Ближайшего что есть сил огрела по спине.
Тот взвыл, обернулся:
– Сучка! Да ты сейчас у нас…
Она попятилась в страхе назад, но парень бросил взгляд ей за спину и тут же крикнул своим:
– Менты! Валим!
Они бросились врассыпную. Оля кинулась к Ромке, который лежал неподвижно, скрючившись на земле. Склонилась к нему, дрожащими руками осторожно коснулась плеча, волос.
– Ромочка, – всхлипывала она. – Ромочка, ты меня слышишь? Ромочка, любимый мой…
***
В местной травме Ромка пролежал неделю, пока мать не забрала его домой.
Всё необходимое лечение он, конечно, получал – за этим мать следила, наседая на лечащего врача. Но… относились к нему по-скотски. Не врач, нет, и не заведующий отделением – те свято блюли клятву Гиппократа, да и благодарны были Стрелецкой за шефство над больницей. Но и появлялись они лишь утром, во время обхода, мелькали до обеда, а потом будто растворялись и вряд ли представляли себе, чем и как живёт отделение в остальное время.
А вот младший персонал изгалялся как мог. Медсестры разговаривали с ним через губу, перевязки делали нарочито грубо. Раздатчица, привозившая тележку с завтраком, обедом и ужином, всякий раз смотрела на Ромку волком. А незадолго до выписки затеяла с санитаркой разговор прямо под дверью его палаты: