Я резко вернулся в вертикальное положение тела.
– Ты никогда не знала и не слушала меня. Вот и сейчас точно также. Зачем ты приперлась в этом идиотском образе?
Я ждал извинений, слез в глазах и эмоциональных рукоплесканий. Но холодному голосу римского легионера было чуждо все выше перечисленное.
– Я пришел таким, потому что это и есть я. И разве ты сам не делал все то, в чем меня обвиняешь?
В моих мыслях произошла заминка.
– Здесь мертвые живы, здесь немые говорят, – сказал я.
Мне тоже были знакомы латинские поговорки.
– Вот видишь…
Но я не видел, а лишь слышал. Я смотрел, но не понимал.
– И что мы будем с этим делать?
– Откуда мне знать? Это ты хотел общения.
– И то правда.
– Тогда валяй.
Но слов не было. Они застряли в горле и не спешили вываливаться на язык.
– Странно…
– Что именно?
– Ты и я.
Мы смотрели друг на друга. Я – на самого настоящего легионера в шлеме и со щитом, он – на человека в шикарном костюме и с бабочкой. Никто бы не поверил в реальность такой встречи. Однако она действительно случилась.
– Чаю? – спросил я, когда вопросы, которые так старательно готовились многие годы, так и не захотели проявляться.
Мне стала ясна вся бесполезность дальнейших усилий. Я сдался в своей настойчивой убежденности отыскать преступную вину свой матери. Я оказался не готов к этой встрече. Она тоже.
– Хочешь с чабрецом?
– Всегда.
– Так и поступим.
На этот раз дворецкого не пришлось звать. Его природная интуиция с лихвой оправдала вложенные деньги.
– Уже готово, хозяин, – заботливо произнёс он и закатил в гостиную десертный столик с глиняным чайником и тонкими фарфоровыми чашками.
– Спасибо, Сурен.
Дворецкий молча расставил чашки, разлил чай и выложил на блюдце кубики сахара и несколько печенек. Затем он удалился.
– Пожалуйста, – сказал я, приглашая к столу свою мать, выглядевшую как римский легионер.
Стульев в моей гостиной не было, как впрочем, не было и другой мебели и иного убранства. Мне нравилось принимать гостей стоя. В этом состоял мой личный эксгибиционизм. Однако тому, кто привык спать на голой земле, было плевать на искусственно взращённые неудобства. Он мог выдержать любую блажь с моей стороны.
– Мне два кусочка сахара, – сказал легионер, подойдя к столу.
– А я пью несладкий.
– С каких это пор?
– С тех пор, как тебя не стало.
– Но я ведь не умерла. Я все ещё жива.