Викентий отозвался задумчиво, куда то в пустоту:
– Да, камень… – И добавил что то вовсе уж неясное: – Палка, камень, веревка, трава, страдание…
– Что? – спросил Федька.
– Нет нет, ничего, – сказал Викентий, – это я так… Забудь.
Но Федька не забыл. И долго еще по ночам вздрагивал и повторял про себя: «Палка, камень, веревка, трава, страдание».
Смысл их он узнал позже, гораздо позже.
* * *
Добираясь из дальневосточной тайги до Москвы, он не раз повторял эти пять слов: «Палка, камень, веревка, трава, страдание». Сейчас только они придавали ему силы, потому что были символом Тайного Суда, а только существование Суда делало его жизнь осмысленной.
В Москве Викентий очутился только через три месяца. Винтовка, которую отобрал у охранника, оказалась всего с двумя патронами. Одним из этих патронов ему как-то раз посчастливилось подстрелить барсука (сожрал сразу же, хоть мясо было и вонючее не приведи господь), другим вроде бы попал в медведя, но тот, зараза, ушел живой, унеся пулю в себе. Дальше, пробираясь через тайгу, кормил себя тем, что разорял птичьи гнезда, подбирал падаль, ел лягушек и слизняков, а то и просто еловую кору жрать приходилось, – но все таки добрался до Амура живой.
Там прокрался на пассажирский корабль, спер сумку у какой то зазевавшейся бабки, вспомнив старое свое беспризорное воровское ремесло, а в сумке этой – и картошечка вареная, и хлебушек, и пирожки с капустой; в общем, за эту часть дороги даже набрался сил.
Потом были еще долгие скитания по матушке России, вспоминать про которые не хотелось – в основном из за того, что за это время еще не раз пришлось приворовывать, а это совсем не красит будущего члена Тайного Суда.
Но вот и она наконец – Москва-столица!
Здесь жил один человечек, служивший в НКВД и состоявший там в немалых чинах. Мало кто знал, что когда то, в стародавние времена, он попал в поле зрения Тайного Суда, казнить его не стали, и он был переведен в поднадзорные к Викентию первому. Второй Викентий также был ему знаком. Ликвидация Тайного Суда, о чем он узнал в своем ведомстве, принесла ему, видно, несказанное облегчение, но при виде Викентия второго в нем мигом ожили все его прежние страхи, и он выложил как на духу все, что знал.
А знал он лишь то, что Васильцев и его подельница взорвались в самолете, на котором летели невесть куда. Сами взорвались или им кто то помог – этого поднадзорный ведать не ведал, но в том, что они, действительно, взорвались, у него не имелось никаких сомнений: лично писал отчет для самого наркома госбезопасности. В его искренности можно было не сомневаться, ибо в глазах его тлел застарелый страх перед Тайным Судом. Он перевел дух лишь после того, как Викентий его покинул.