– А отчего его очи завязаны тряпицей, он что – слепой? – снова не сдержался Иван.
– Не…, – качнул головой, стоящий тут же служка-привратник, – пока ещё не слепой, хотя и гноятся его глазницы.
– Спаси господи! – разом перекрестились бояре.
– От чего же это? Уж, нет ли какой липкой хвори? – вперёд всех спросил Семён Васильевич.
– Нет, господь милостив к нам, хвори нет, – уверенно сказал отец Михаил, выразительно посмотрев на привратника, – но наказание, ниспосланное ему господом по заслугам…, – настоятель развернулся на месте, бояре замерли рядом. – В день поминовения мученика Лонгина-сотника, этот старец подглядывал в дырку в заборе за монашками, что в заречье возле бань полоскали своё бельё, и ему оттуда – из-за забора ткнули пальцем в глаз.
– А вот оно что, – заулыбались бояре.
– Но почему у него завязаны оба глаза? – не унимался Берсень.
– Он решил вторым глазом посмотреть, кто ткнул, – пояснил настоятель, незаметно показывая улыбнувшемуся служке свой пухлый кулак. – Да хорошенько как ткнули…, – отворачиваясь от привратника, сказал отец Михаил, … – потому, как с прошлой недели дух зловонный он него идёт, загноились видать очи. То наказанье господне, за его грехи, – настоятель со вздохом поднял глаза к небу.
– А, почто-ж, мы всё тут-то во дворе? Идёмте скорее в мои покои, – заторопился он. Бояре, сдерживая улыбки, проследовали за ним.
В покоях настоятеля было светло.
Солнечные лучи через высокие сводчатые окна падали прямо на середину просторной комнаты, рассыпались широкими полосами по длинному столу из морёного дуба, отражались от множества светильников и лампад, блаженным светом освещали десятки больших и малых икон на стенах.
Все расселись за большим столом настоятеля и Берсень украдкой стал разглядывать отца Михаила, которого вблизи не видел уже давно. С тех пор в нём кое-что изменилось. Вместо стройного русобородого мужа, во главе восседал тучный совершенно седой старик с широкой окладистой бородой, большим мясистым носом и кустистыми бровями.
Когда удалились служки, настоятель тяжело откинулся на спинку своего кресла и ласково посмотрел на бояр, как бы приглашая к разговору.
– Бьём челом тебе отче, – начал за всех Семён Васильевич, по делу мы, вельми важному, как к другу и как к отцу нашему духовному.
– Да ладно уж, прям как к отцу, – продолжая улыбаться, ворчливо ответил довольный Михаил, – небось, молодой боярин без надобности так и не проведал бы, сколь годов уже изредка на службу забежит и фьють – только его и видели. Эх молодость – молодость… Но, давайте к делу, коли уж так.