Две одинокие черные фигуры двигались противно движению процессии в сторону Александро-Невской лавры по пустынному проспекту. Никому не было до них дела, никто не смотрел им вслед. И некому было удивиться странному их поведению, когда, остановившись ровно посередине Аничкова моста, они трижды перекрестились, пропели «Аминь» и продолжили путь дальше к лавре, где путешествующие иеромонахи имели временную резиденцию. Почти все городские жители и приезжие заполнили сейчас специально построенные вдоль траурного маршрута трибуны и помосты, чтобы проводить в последний путь своего императора. В той же части проспекта, по которой шли иноки, было совершенно пусто, и ничего не мешало их тихой беседе.
– Ты понял, Саша, почему именно на Аничковом мосту я выбрал место для молитвы? – спросил чернобородый несколько странным тоном, без всякого намека на какие-либо эмоции.
– Да, Паша, это ровно середина между двумя могилами, твоей и моей, – так же спокойно ответил приятелю светлобородый.
– А ведь меня, Саша, вот так же в закрытом гробу хоронили. Софья хотела открыть, да отговорили ее. Тот бедолага, что лежит сейчас в фамильном склепе, был на меня сильно похож, но провонял изрядно, – чернобородый грустно рассмеялся. – Да ты и сам ведь был там, верно?
– Да, не мог не отдать последнего долга старому другу. Мы с Лизанькой к самому погребению приехали, – отвечал монах, которого собеседник называл Сашей. Взгляд его был какой-то отрешенный, как будто наполненный глубокой тоской.
– А я вот так же после панихиды ушел, только шел я тогда аккурат в направлении противоположном, на Васильевский, квартировал там в доходном доме купца Акимова. Тяжело умирать, Саша, но еще тяжелее жить после смерти.
Монах горестно вздохнул и замолчал. Некоторое время они шли молча, каждый погруженный в свои мысли. Наконец чернобородый прервал молчание и сказал:
– Помнишь, я обещал тебе рассказать свою историю? Сегодня, думаю, как раз пора.