Через пять минут все сидели за столом пили чай и ели
пироги с черникой. Верочка потягивала козье молоко из бутылочки.
Баба Надя ничего не спрашивала у Любы.
— У меня корова и куры. Для ребятенка нужно козье
молоко. Завтра возьмешь деньги и пойдешь за козой к Василичу. Этот
старый хрыч не хочет мне козу продавать, говорит баба Надя она тебе
ни к чему, бери молоко, когда надо. А мне что-то не хочется ему
должной быть. Может ты его уговоришь козу тебе продать, — говорила
бабушка.
— Так я же его не знаю.
— Вот и узнаешь. Не переживай, он хоть и вредный, но
ничего так старикан. Объяснишь ему все, а то же он мне не верил,
что ко мне внучка приедет. Или не ходи, у меня коровье молоко
жирное, не каждый организм его может усвоить, — она хитро глянула
на Любу.
— Так козье еще жирней.
— Козье полезное.
Люба не стала спорить с бабушкой.
— Это хорошо, что ты к нам приехала. У нас
фельдшерка помирает. Если на ее место никто не приедет, то ФАП
закроют, и останемся мы совсем без помощи. Сама видела какая у нас
дорога.
— Как помирает? — удивленно спросила
Люба.
— Да, вот так, как все обычные люди. Хотя она еще
молодая, ей всего семьдесят восемь лет. Ее паралич летом разбил. Мы
к ней всей деревней по очереди ходим ухаживать. Дочь ее приезжала,
хотела в город забрать, только мы не дали. Так-то она на
больничном, и числится на работе, а забрала бы, то и пункт закрыли,
— вздохнула баба Надя.
— Так может быть за ней уход был бы
лучше.
— Ну какой лучше? У нас дежурство установлено,
никому она не в тягость. Пришли, поговорили, убрали, перевернули,
покормили, отвели свой черед и дальше отдыхай три недели. А тут
один и тот же человек будет этим заниматься кажный день. Так она же
мать свою возненавидит.
— А ночью кто с ней? — спросила
Люба.
— Так я же тебе говорю, мы дежурим все по очереди.
Все по совести, никто не отлынивает.
— В городе у нее было бы какое-то лечение. Врач бы
заходил, — не унималась Люба.
— Да не помогло бы оно твое лечение. Вот ей положено
в феврале помирать, так и помрет в это время. Вон мы ей ужо все
приготовили, еще по осени, — бабушка опустила глаза и провела пару
раз рукой по скатерке, смахивая невидимые крошки со
стола.
— Вы, что уже знаете, когда она помрет? — поразилась
Люба.
— Так все в нашей деревне дату своей смерти знают. И
если бы обычный человек захотел, то и он бы ее
увидел.