Она не слышит, потому что кричит:
— Как ты можешь шутить? Как ты смеешь?
— Я не шучу. Я, правда, не знаю ни Вашего имени, ни адреса.
Долгое молчание. Она ждёт, но мне больше нечего сказать, лучше положу трубку, и все.
— Нина… меня зовут Нина, если ты забыл, — она уже не плачет, едва слышно шепчет.
— Большой проспект, дом сто двадцать шесть, квартира восемь…
В трубке пустая тишина, соединение завершено.
— Большой проспект сто двадцать шесть, квартира восемь, — машинально повторяю я, а потом, вместо того чтобы попытаться снова уснуть, зажигаю свет, одеваюсь, ищу в ящике письменного стола ключи от машины, на полке в прихожей беру барсетку с правами и паспортом и выхожу из квартиры.
На улице темно. Морозная январская ночь, снег выпал с вечера, лежит сплошняком на тротуаре, нетронутый ничьими следами. Мои будут первыми. Подхожу к машине и оборачиваюсь: в комнате свет не выключил, вот мое окно на третьем, а больше ни одно окошко в доме не светится. Все двенадцать этажей спят, только от дверей парадных вверх тянутся лестничные пролёты — окна без занавесок, тусклый казённый свет.
Сажусь в машину, запускаю двигатель, выруливаю на проспект и только тогда соображаю, что Большой может быть и на Петроградской и на Васильевском. И что теперь? Поеду сначала на Васильевский, если не там — на Петроградскую.
Если не там! Очень будет мило, когда я среди ночи наугад позвоню в дверь, разбужу людей и скажу: «Позовите, пожалуйста, Нину». А ведь я не знаю, живёт она одна или с родителями. Почему с родителями? Глупость какая.
***
Нина открыла сразу, даже не спросила кто там. Ждала, только не меня.
Она оказалась не брюнеткой, не блондинкой, а медно-рыжей. Волосы растрепаны, глаза покраснели от слёз, губы распухли, на щеках подсохшие дорожки размытой туши.
Не было никаких сомнений, что это именно Нина.
За несколько секунд в ее глазах промелькнули изумление, разочарование, и, наконец, страх. Она хотела захлопнуть дверь без выяснения причины ночного визита, но я предусмотрительно крепко взялся за ручку двери и подставил ногу в щель.
— Я закричу, — прошептала она.
— Не надо. Если Вы не Нина — то я извинюсь и уйду, а если Нина, то Вы сами меня пригласили.
Я сказал это как можно мягче и попытался изобразить улыбку, должно быть, получилось плохо. Когда я потянул дверь на себя, в глазах её опять появился страх.