Жутковатое место, – подумал Бучила. – Неужели пойдем сквозь
него? Слава Христу, ротмистреныш оказался не таким дураком.
– Яков, Михайла, Никита, Савва, берите собак и в две пары
прочешите мне склоны, – приказал Вахрамеев.
Люди и псы бесшумно растворились в зарослях, и наступила
тревожная, изматывающая душу тишина. Рух слышал, как у напряженно
замершего рядом солдата колотится сердце и кипящая кровь набухает в
висках. Это не было страхом, вовсе нет. Это было ожидание боя,
запаха смерти и криков. Так охотника колотит при виде добычи.
Бучила внезапно поймал себя на мысли, что ведет отсчет: сто один,
сто два... Лаваль крутила головой во все стороны. Сто двадцать, сто
двадцать один... Ротмистр кусал губы, побелевшим кулаком сжимая
эфес. Сто пятьдесят четыре... Остервенелый собачий лай вспорол
зыбкую тишину где-то по левому склону оврага. Стеганул отрывистый
выстрел.
– К оружию, м-мать! – завопил фальцетом ротмистр.
Рух едва не упал, столкнувшись с рейтаром. Солдаты поспешно
выстроилась в крохотное каре. Бахнул второй выстрел. Теперь справа.
Неистовый лай оборвался душераздирающим скулежом и затих.
Слева затрещало, из зарослей выскочили Никита и Савва, с
перекошенными мордами и дикими глазами. Савва рывками волочил
упирающегося всеми лапами пса с клочьями пены на оскаленной
морде.
– Падаль, падаль там! – заорал Никита. Разведчики заскочили в
квадрат.
– Засада, ваше благородие! – Никита дрожащими руками перезаряжал
пистолет, просыпая порох и сдавленно матерясь.
– Корчун, лапочка, издаля их учуял, тем и спаслись! – Савва
похлопал пса по лоснящейся голове. В глазах «лапочки» застыло
желание убивать. – Сверху сидят, думали невидимы, гниды!
– Никит, глянь, это чего у тебя? – спросил седой рейтар. У
разведчика над левой лопаткой засела короткая, выкрашенная черным
стрела.
– Ох, ёпт, – удивился Никита, посмотрев за плечо. – Думал комар
укуси...
В елку над головой Руха с глухим стуком вонзилась стрела. Вторая
отскочила от нагрудника рейтара стоящего впереди. Вахрамеев,
опередив Бучилу, прикрыл графиню собой. Коротышка драный! От диких
воплей заложило уши, среди деревьев замелькали быстрые тени, и Рух
впервые увидел падальщиков. Страшные байки не врали, дикари мало
напоминали людей – косматые, полуголые, раскрашенные черными и
синими полосами, грязные, ряженые в сальные шкуры, с лицами,
скрытыми масками, похожими на мерзкие хари разложившихся
мертвецов.