– Зарни! – Гришка волком метнулся обратно. – Зарни!
Он упал на колени и подхватил мертвое тело. В отличии от Бучилы,
слез у него было в достатке. Зарни тряпичной куклой обвисла у него
на руках, маленькая, беззащитная и... дивно красивая. Жуткие шрамы
разгладились, стали незаметными, а может это просто играли тени
пляшущего огня.
– Зачем, Заступа, зачем? – завыл Гришка.
– Она бы не остановилась, – глухо выговорил Бучила. – Ты знаешь
это и сам. Она бы вернулась и все повторилось бы вновь. Кто-то
должен был разорвать этот круг. Ведь ты не дурак, не расчитывал,
что она после крови и трупов, вдруг станет примерной женой, и вы
душа в душу заживете в маленьком домике на берегу озерца. Не ври
мне, Григорий, и не ври себе. Я дал ей то, о чем она мечтала с тех
пор, как лезвие ножа впервые прикоснулось к лицу. Мой подарок на
Рождество. Вечный покой.
Рух неуклюже повернулся и увидел Васькины копыта торчащие из
угла.
– Идем отсюда, Василий.
– Н-не могу, – слабо отозвался черт.
– Ну что еще за капризы? – Рух подошел ближе и оторопел. Васька
сидел в луже черно-зеленой крови, из распоротой бочины клубками
ползли темно-фиолетовые кишки.
Бучила сразу все понял, верный Васька принял удар,
предназначенный для него. Клинок Зарни разрубил черта почти
пополам, из страшной раны торчали осколки начисто срубленных
ребер.
– Такие дела, – Васька попытался улыбнуться.
– Молчи, береги силы, – Рух поднял умирающего черта на руки. Он
знал, что должен сделать, мысль пришла ясная и единственно
верная.
– Заступа, – окликнул Яков. – Прости меня, Заступа, грешен
я.
– Пустое. Я тебя не сужу. Кто угодно, но только не я, – Рух на
мгновение задержался и вышел за дверь, по обыкновению оставив после
себя смерть, трупы и кровь.
По пути Васька дважды терял сознание, приходил в себя и что-то
шептал, цепляясь за Руха слабеющими руками. Они шли темными
улочками, и избы провожали их взглядами черных окон. Бучила не
замечал кусающего мороза и колючего ветра в лицо. Бучила спешил.
Выбил калитку, взбежал на занесенное снегом крыльцо и замолотил
ногой в дверь. Полетела щепа, изба затряслась. Внутри зашаркало, и
испуганный голос спросил:
– Кто там?
– Заступа. Открывай, старая, а то через стену войду.
Лязгнул засов, дверь открылась, появилась бабка Ефросинья,
низенькая, сморщенная, сухая, как щепка.