— Убил! Заступу убил! Убил!
Белые лодыжки мелькали с ужасающей быстротой. Ванька
поморщился. Началось. Ну что за народ? Чертова дура,
клятое помело.
— Ой, что теперь будет, Ванюша, — испуганно выдохнула
Марьюшка.
— Не боись, за мною не пропадешь, — сам
не очень-то веря, отозвался Иван. — От упыря утекли,
а эти мне что? Тьфу.
— Люди страшнее, — Марьюшка прижалась к нему.
— Ничего, — раздухарился Ванька, почувствовав себя
сильным и нужным. — Пусть ужо сунутся!
Хлопали калитки, люди отрывались от работы, бросали дела.
Недоумение на лицах сменялось страхом и непониманием.
Не бывало в Нелюдове, чтобы Заступина невеста вернулась
живой. Слышался сдавленный, злой шепоток. Народ шел следом, толпа
росла, разбухая как паводок, впитывая новые и новые ручейки.
Разом заголосили бабы, заплакал ребенок.
Ванька шел к дому, втянув голову в плечи, стараясь
не зыркать по сторонам, не встречаться глазами.
Объяснять бесполезно, сделаешь хуже. Толпа не послушает, она
жаждет одного — рвать и кромсать. Дурная весть про
убийство Заступы вихрем облетела село. Теперь доказывай
не доказывай, все едино. Здесь, в Новгородчине, убить
Заступу — самый великий грех. Село без защитника обречено.
Ванька видел знакомые лица, искаженные масками страха
и ненависти. Перекошенные рты, пена, оскаленные зубы, колы
и палки в руках.
— Иуда, — упало проклятие в спину.
— Убивец.
— Всех нас убил!
— На бабу сменял.
Толпа сомкнулась.
Ванька остановился, набрал в грудь воздуха и громко
сказал:
— Люди добрые, не велите казнить, ве...
Первый камень шмякнулся в грязь, второй попал Ваньке
в лопатку. Он качнулся, зашипел от боли,
но не упал. Следующий камень угодил повыше виска, оставив
глубокую сечку. Ванька заурчал по-звериному, подгреб Марьюшку,
закрывая собой. В голове помутилось, ноги налились слабостью,
клок сорванной кожи лез на глаза, сочась липкой обжигающей
кровью. Мысли смешались.
Накатилось смрадное, визгливое, многоголосое сборище. Удар
поперек хребта бросил Ваньку на колени в жидкую, навозную
грязь. Ну вот и все. Добыл невесту, дурак? Руки поймали
пустоту. Марья пропала, непостижимым образом вывернувшись из-под
него. И тут же общий гомон прорезал звенящий, надрывистый
крик:
— Не трожьте его! Не трожьте!
Ванька поднял залитые кровью глаза. Марьюшка стояла над ним,
одна против всех, похожая на маленького боевитого петушка,
с зажатым в ладошке клоком жидких волос. Прочь
от нее отползал на заднице старик Толопыгин, выронив
палку. Бороденка старика на левой щеке была выдрана
с мясом. Толпа подалась назад. От Марьи Быковой, девки
тишайшей и доброй, никто такого не ожидал.