Вече собралось шумное и многолюдное, чуть не все село от мала до
велика пришло. Понятно, каждый ли день Заступу гнать решают к
херам? Возле церкви взгромоздили скамьи, чинно расселись
старейшины, благообразные, седобородые старики. За каждым грехов,
как на бродячей собаке репьев. Отдельно, на резном стуле воссел
Фрол Якунин, по должности своей главный обвинитель и судия. Правее
собрались нелюдовские купцы, ряженые в меха, бархат и дорогие
шелка. Ну а на площади простого люда без всякого счета, любой мужик
имеет право на голос, хоть пьяница, хоть распоследний бедняк. На
том Новгородская республика и стоит. А позади тьма тьмущая баб.
Детвора облепила заборы и крыши ближайших домов. Все ждали потехи:
орали, ругались, грызли тыквенные семечки, подначивали соседей и
кричали знакомым молодкам.
- Собрались мы по такому случАю, - выдержав паузу, воздел руку
Фрол. - Тишина! Тишина, я сказал! Зверь нечистый за грехи послан
нам, людей бьет без счета, что ни день, то новая кровь. Никакой
управы нет на зловредную тварь. Заступа бездействует. - пристав
поискал глазами Руха и не нашел. - Ну не бездействует, а толку все
одно нет. Нарушает, стало быть, договор.
- Правильно! Нарушает! Кровь нашу задарма пьет, вурдалак! -
заорали в толпе. - Не дело!
- Договор и правда нарушен, - со своего места поднялся главный
из старейшин, иссохший, сгорбленный Никанор. В руке старик держал
пожелтевший, обветшалый пергамент. - Отдельно прописано тут -
Заступа обязан село всеми силами оберегать и людям верой-правдой
служить. А раз нету защиты, значит не действует и договор. Нечего
тут долго судить и рядить, пускай народ принимает решение, гнать
такого Заступу поганой метлой или оставить.
Толпа заволновалась, заспорила на разные голоса. Спокойными
остались только купцы, ну им и не по чину орать. Тем более
новгородское вече оно лишь на словах народная власть. Как купцы
порешат, так и будет, каждому сунут по медяку и все голоса соберут,
не впервой.
- Вы, суки неблагодарные, решайте, а я пока вам сказочку
расскажу про всяких интересных собак! - перекрыл гомон
пронзительный крик. Все головы повернулись одновременно. На самой
верхней ступеньке церковной паперти сидел Рух Бучила, кривя рожу в
мерзкой усмешке. Весь закопченый, расхристанный, под ногами грязный
холщовый мешок. Рух отыскал в первых рядах Силантия Дымова,
подмигнул волколаку и с видом заправского чародея запустил руки по
локоть в мешок. Выпрямился, и толпа удивленно ахнула, на правую
руку Бучила нацепил череп огромного волка, на левую, два маленьких
черепка и заблажил на весь мир, изображая диалог на разные
голоса: